Вихри на перекрёстках

Володя специально подчеркнул, что очень скоро при­дут наши войска и нужно торопиться совершить подвиг. Банник и Орлов поклялись делать все зависящее от них. Командир понимал этих молодых парней, не являвшихся социальными врагами, а попавших в полицию по при­нуждению. Ведь оба мечтали как можно скорее вырвать­ся из нее, уйти к партизанам. Банник поначалу считал, что стоит прийти к ним с оружием — и партизаны поли­цейскую службу ему простят. Но наслушался разговоров старших полицаев, и его охватил страх. Поверят ли ему партизаны? Как убедить их, что он не изменник, а чест­ный советский парень? Все эти страхи чуть-чуть рассея­ла встреча со стариком из Марковщины: тот сказал, что вначале нужно установить связь с партизанами, выпол­нить какое-нибудь их задание, а уж потом можно будет перейти в отряд.

К счастью, так и получилось: связь есть. И теперь Банник, а с ним и Орлов искренне хотят помочь партиза­нам, чтобы до прихода наших войск на их счету была хотя бы единственная боевая заслуга перед Родиной.0

— Приходите к мосту послезавтра в двенадцать или в час ночи,— сказал командиру Банник.

— Мы приедем.

— Ну, приезжайте. Только не сразу на мост, а то часовой немец услышит шум телеги и насторожится.

— Учтем. Так что прощаемся до послезавтрашней ночи.

— Будем ждать.

Полицейские пошли на полевую дорогу, а партизаны направились в Дубовую Гряду.

Шли они по задумчивому осеннему лесу и рассужда­ли о том, что могло случиться с фашистским самолетом, совершившим вынужденную посадку. Одни утверждали, что отказал мотор, другие считали, что немцы возвраща­лись на базу после воздушного боя, в котором одна из машин была подбита. Ведь наши бомбардировщики со­вершают налеты на вражеские объекты не только ночью, но и днем. Обычно их прикрывают истребители, об этом недавно сообщалось и в бригадной газете. И Володя то­же склонялся к мысли, что фашистского стервятника подбели советские «ястребки».

В Дубовую Гряду группа пришла в обеденное время, когда на улице не было ни души. Остановились возле дома Бойкача и посоветовались, кто куда пойдет. Преж­де об этом и речи не было: в деревне у каждого были родные и близкие. Но с тех пор группа более чем напо­ловину обновилась: четверо парней из Дубовой Гряды погибли. И Зина уже не партизанка.

Володя открыл калитку и вошел во двор. Услышав голос хозяина, стоявшая под поветью кобыла заржала. Шагнув в избу, Бойкач спросил:

— Мама, ты не забыла напоить кобылу?

— Что ты, недавно сама ведро воды отнесла,— держа в руке ложку, ответила мать.— Как раз к обеду подоспел. Садись, сынок.

— Теща еще жива,— пошутил Володя, поставив в угол автомат.

— Тещи будут, был бы сам жив,—улыбнулась Ма­рия.

Володя поцеловал младшего брата, сидевшего за сто­лом рядом с сестренкой, и ответил, что ничего страшно­го нет, растет смена. Но мать не любила такие разгово­ры. Она надеялась получить письмо с фронта от мужа и хотела, чтобы и сын был жив. Да и какая мать не хочет этого...

— Говорят, что изменника, предавшего пленных в Слободе, кто-то убил. И будто этот предатель был му­жем Зины,— вполголоса сказала сыну Мария.

— Вот уж верно, что земля слухами полнится. Отку­да это стало известно?

— Приходили партизаны, они и рассказали.

Володя подумал, не сходить ли к Зине,— слухи, на­верное, дошли и до нее. Интересно, как она реагирует на них. Встав из-за стола, хлопец прошел в соседнюю ком­нату, посмотрелся в зеркало.

— Мама, а где дедушка?

— Отправился дубовые сучья собирать, у нас дров мало. Ты куда это?

— Пройдусь по деревне...

Но по его тону мать догадалась, куда направляется сын, и спросила:

— Если хлопцы поинтересуются, где ты, что им от­ветить?

— Скажи, что скоро вернусь.

Не без волнения вошел Бойкач в дом Зины. В первой комнате никого не было, и он постучал в дверь второй.

— Войдите,— послышался голос.

Сидя на кровати, Зина что-то шила. Увидев Володю, она быстро воткнула иголку в материю и спрятала ее под подушку.

— Ты?!

Володя поставил автомат возле двери, подошел к стулу и сел. С минуту оба молчали, наконец хлопец спро­сил:

— Что ты шьешь?

Зина глубоко вздохнула, опустила голову: не призна­ваться же, что шьет распашонку. По ее виду Володя понял, что случайный этот вопрос явился зацепкой не для обычного, а для серьезного разговора. Но с чего на­чать этот разговор, не знал.

— Зачем ты пришел? — не выдержала затянувшегося молчания Зина.

— Не понимаю тебя.

— Не нужно было заходить ко мне.

— Почему? Ты же была нашей партизанкой, моим другом.

— Все это было, но как во сне. Я тебя как-то видела с Валей и с тех пор не хочу выходить на улицу.

— А раньше выходила, считая, что меня убили?

— Да, было легче.

— Никогда не думал, что у тебя такой характер.

— Так почему я сама себя убила, а ты живешь?

— Ты тоже живешь. И даже, оказывается, была рада моей смерти.