Вихри на перекрёстках

Командир обратил внимание на переводчика, который, низко опустив голову, Сидел на задке телеги. Для Данилова тут все ново и необычно, ведь к партизанской жизни нужно привыкнуть. Ничего, скоро втянется. Бойкач даст ему такое задание, что грустить не придется. Будет он в своей форме останавливать вражеские машины и подводить фашистов к партизанской засаде. А посчастливится, остановит и танк. Первая серьезная операция — на мосту недалеко от Марковщины: сначала надо проследить за движением поездов по железной дороге. Володя не отказался от мысли взорвать мост. И когда группа, под видом полицейских, сядет в вагоны, Данилов должен будет себя проявить.

В Марковщину приехали на закате солнца и остановились у связного Войтика. Володя спешил. Сняв гимнастерку и пилотку, он отдал их Ивану Журавчику, а у того взял рубашку, пиджак и кепку. В один карман опустил пистолет, в другой бесшумку и несколько патронов.

— Давай, Валечка, свой карабин и пойдем в Слободу навестить Копыцкого. Почему же вы не желаете нам ни пуха ни пера? — засмеялся Бойкач и, махнув рукой, вместе с Валей вышел со двора.

Солнце садилось в тучи, подул легкий ветерок. Володя свернул с дороги и напрямик, по болоту зашагал к Слободе. Девушка не отставала от него. Шелест листьев березок, шепот елочек нагоняли грусть. Володя думал, что, если бы не было Вали, он совсем бы заскучал. А Валя считала, что, кроме нее, никто не должен был идти с Володей. Рядом с нею он будет цел и невредим. И хотя сердце девушки временами сжималось от тревоги, она предпочитала об этом не говорить.

— Ваши соседи не знают, что ты в партизанах? — спросил хлопец.

— Где точно, не знают.

— Все равно тебе нельзя показываться на улице. Заберись на сеновал и сиди, пока я сделаю свое дело.

— Одна? Боюсь.

— А со мной?

— С тобой — нет. Не нравится мне, что ты такой.

— Какой?

— Можешь вмиг голову сложить. Ну, хотя бы с этим мотоциклистом: хорошо, что офицер растерялся и не выхватил пистолет, завозился с гранатой. А иначе выстрел в упор, и все.

— Так и нужно воевать, чтобы враг не успел опомниться. Ты жалеешь меня?

— Почему же нет?

— Тогда я буду тебя слушаться… Как темно стало, где же тут была тропинка? А, вот она… По болоту нужно идти тихо.

В деревне загудела машина. Слышно было, что она поехала в сторону станции. Опять к сердцу подкралась тревога. Ночью идти гораздо легче и веселее, когда разговариваешь.

— На сеновал я один тоже не пойду. Не смогу уснуть, — шепотом сказал Володя.

— Пойдем в избу.

— Опасно, Валечка.

— Тогда и я на сеновал.

— А не боишься?

— Нет, мне с тобой и в глухом лесу не страшно.

Тучи затянули все небо, начал накрапывать дождь.

Валя едва нашла тропинку к своему огороду. Подошли к хлеву.

— Надо бы взять у мамы что-нибудь подстелить, — сказала Валя.

— Не тревожь маму, потом не уснет.

Девушка тихонько открыла ворота.

— Заходи, запремся отсюда.

Валя перелезла через бревенчатую загородку и поползла по сену, Володя за ней. Забрались под самую крышу, разворошили сено и улеглись. Юноша обнял девушку. Она не сбросила его руку, но тихонько попросила:

— Только не трогай.

Володя прижался лицом к ее щеке и почувствовал, как щека становится все теплее и теплее. Повернув Валину голову, он поцеловал ее в губы.

— Не нужно, я и так тебя люблю, — прошептала девушка и начала гладить хлопца по волосам. Наблюдая, как она относится к другим партизанам, Володя считал ее грубоватой. А тут такая нежная рука, такие ласковые губы, такой приятный, с теплым дыханием, шепот… Володя еще и еще раз поцеловал ее, потом спросил, с кем она целовалась раньше.

— Копыцкий хотел поцеловать, так я плюнула ему в лицо. Больше никто. Почему-то меня боятся.

— А вот я не боюсь.

— Ты никого не боишься.

— Да, не боюсь. Но если бы ты сказала мне что-нибудь грубое, я никогда не дотронулся бы до тебя. Значит, боюсь.

— Зачем мне это? Ты для меня самый красивый и самый хороший. И знаешь, когда я к такому выводу пришла? Уже во время войны. Начала вспоминать, с кем училась, и ты почти каждый день стоял перед глазами. Думаешь, случайно расспрашивала о тебе Зину, когда она приходила в Слободу на разведку? Я ведь знала о твоих отношениях с ней и была довольна, когда она вышла замуж. Если кто-нибудь спрашивал, почему ни с кем не дружу, я всегда отвечала, что люблю одного. И имела в виду тебя.

— Ну, а если бы ты мне не нравилась?

— Я в это не верила. Когда в девятом классе тебя посадили со мной, классная руководительница сказала, что ты можешь слушаться одну меня.

— Что ж, вывод сделала правильный. Я и тогда любил тебя, но на расстоянии, а классная — раз, и посадила рядом. На некоторое время эта близость меня сковала. Но ведь я ничем даже не намекнул, что ты мне нравишься, правда?

— Я и без твоих намеков это знала. Только кто мы тогда были? Дети…

— А чувства уже пробуждались. Своеобразные, робкие, которых нередко сам боишься.

Наступила поздняя ночь, по крыше шелестел дождь, а спать ни Володе, ни Вале не хотелось. Еще больше растревожили они свои молодые души, и их все больше влекло друг к другу.

— Я никогда не думал, что целовать тебя будет так приятно, — шептал. Володя.