Вихри сансары

– Да они трахаются! – с похабной ухмылкой прокаркал Ворон. – Тащи этого любовника отсюда. А с ней мы порезвимся.

С этими словами он подошел к Майе и схватил ее за ноги.

Сергей с ловкостью кошки бросился на Ворона, зубами вцепился ему в горло и не отпускал, как тот ни вырывался.

Кровь обагрила Ворона, затем Сергея, и лужей стояла вокруг. Ворон неистово орал, ошарашенный Прыщ пытался оттащить Сергея за волосы. Наконец, он ввел пальцы ему в рот и разорвал щеку. Сережа с диким криком разжал зубы.

Ворон извивался от боли, а Прыщ принялся пинать Сергея. Он бил тупо и неистово. Сережа уже не шевелился, а он бил и бил его ногами. Когда Ворон схватил стул и занес его над бездыханным телом Сергея, Майя вышла из шокового состояния и бросилась на Сережу, закрыв его своим телом. Стул обрушился на нее.

Вызвали скорую помощь, Ворона увезли в больницу. И только теперь сторож спросил Прыща:

– А где злодей?

– Да там, в спортзале, – ответил тот.

Дети старшей группы нашли несчастных, привели Майю в чувство, а весь окровавленный Сережа в сознание так и не приходил. Утром директор детского дома отправил все еще находящегося в бессознательном состоянии Сережу в больницу, где мальчик пролежал в коме несколько месяцев. Его изуродованное лицо и многочисленные переломы залечивали на безжизненном теле, а когда он пришел в сознание, отправили в специнтернат.

Мальчики и девочки детского дома, и без того хорошо относившиеся к Майе, во всем поддержали ее и демонстрировали свое уважительное отношение.

Пока Сережа был в больнице, Майя правдами и неправдами пробиралась к нему и подолгу говорила со своим героем. Ей казалось, что он слышит ее и улыбается под толстым слоем бинтов, когда она говорит о своих чувствах.

***

Специнтернат, куда Сережу отправили по выздоровлении, находился в другом городе, и они долго не могли найти друг друга.

Наконец их переписка наладилась и приобрела такую возвышенно-романтическую тональность, что позавидовали бы Ромео и Джульетта.

Майя была беременна, но что-то мешало ей написать об этом Сергею, и он пребывал в полном неведении относительно своего грядущего отцовства. О том, что Майя ждет ребенка, администрация узнала, когда шел седьмой месяц ее беременности. Ее тут же повезли в роддом и без ее ведома договорились об искусственных родах.

Под предлогом осмотра ее поместили в операционную, где Майя услышала спор главврача с гинекологом. Тот отказывался делать операцию.

– А вдруг что-то пойдет не так, вдруг с ней что-нибудь случится. Нет, я на себя такую ответственность не возьму.

– Нельзя, Петр Алексеевич, думать только о себе, – парировал главврач. – Ты подумай о директоре детского дома, о воспитателях, о нас, в конце концов. Как так случилось, что супротив всяких норм и правил, мы не осматривали детей? Да работаем ли мы с ними вообще? Они ведь под нашей опекой. Это же скандал на весь город. А ты ведь тоже, насколько я помню, приписываешь себе рабочие часы по обслуживанию детского дома.

Гинеколог молчал. Майя почувствовала дикую опасность, спешно оделась и выбежала из операционной.

Жизнь ее превратилась в сущий ад. После случая с Вороном и Прыщом бывшая всеобщая любимица в одночасье стала объектом критики со стороны сотрудников детского дома. А когда она посмела настаивать на рождении ребенка, все дружно ополчились против нее. Безусловно, были случаи, когда старшие девочки беременели, но, во-первых, они сами бежали с этим к директору и, во-вторых, никто даже не помышлял о родах. А здесь вдруг такое. Районное и городское начальство подозревало, что не все гладко в датском королевстве, но формально все было тихо, без эксцессов. И такая ситуация устраивала обе стороны. Сейчас же все с ужасом ждали развязки и рассуждали о том, кто получит выволочку и на какую сумму урежут премию. Так что каждый считал долгом выместить на виновнице гнев ожидаемых лишений.

***

Майю определили в приют «Маленькая мама». Нельзя сказать, что здесь ей было некомфортно. Напротив, средства массовой информации, эпизодически атаковавшие приют, пытались сделать из нее героиню. Среди пятнадцати девочек, ожидавших роды или уже родивших, она одна была из детского дома, да еще и решительно заявляла, что ни при каких обстоятельствах не бросит ребенка. Это ее решение усиливалось навязчивым сновидением. Майе все чаще снился один и тот же сон. Будто идет она по дремучему лесу, ей холодно, одиноко и страшно. Впереди поляна, она ускоряет шаг, желая поскорее выйти из глухого леса. На поляне туман, сгущающийся в белое облако. А на облаке стоит мужчина и протягивает ей руки. Рядом с ним девушка. Мужчина берет Майю за руки и улыбается безмятежной детской улыбкой.

– Вы кто? – спрашивает его Майя.

– Как, неужели ты не узнаешь меня? Это я, твой Сергей, а это наша дочь.

Облако воспаряет над лесом и летит высоко-высоко над землей. Майя всматривается в силуэт девушки и видит в ней себя. Девушка, словно мраморное изваяние тоскливо смотрит на Майю и шепчет: «Мама, не бросай меня, мне без тебя будет плохо, прошу тебя, не бросай».