Викинг

В лабиринте событий, порой противоречащих друг другу, окончательно запутаться было проще пареной репы, а вот найти единственное решение, ведущее к желанной цели, временами представлялось делом абсолютно безнадежным. Когда Седой пытался разобраться в хитросплетении фактов, он сам себе казался мухой, попавшей в липкую и прочную паутину.

А ведь поначалу ничто не предвещало особых осложнений. Ребята пахана исправно вели слежку за Перстнем, отмечая каждое его подозрительное действие. Судя по поведению бывшего спеца по антиквариату, он даже не подозревал о том, что у него внезапно вырос «хвост». Так продолжалось несколько дней.

И вдруг Перстень, бросив все дела, внезапно умчался в Москву. Седой на всякий пожарный навел справки. Выяснилось, что последний раз Перстень навещал столицу несколько лет тому назад. Сомнений не оставалось: Перстень обнаружил слежку и даже сумел выяснить, кто именно его пасет. Последний вывод напрашивался сам собой. Если бы Перстень допускал хотя бы малейшую возможность того, что его личностью вплотную заинтересовалась милиция, он бы сидел тихо, не рыпаясь, и уже тем более никогда бы не решился «засветить» перед органами свои столичные связи. Раз он рванул в Москву, значит, абсолютно уверен, что пасут его уголовники, и, кроме того, догадался, что паханы раскусили его кровавые проделки. Теперь Перстень будет лезть вон из кожи, чтобы, во-первых, оправдать свои действия перед московскими покровителями, а, во-вторых, выпросить у них помощь для борьбы с паханами.

Так и только так объяснял Седой поступок своего противника. Дальнейшие события только укрепили его в этой ложной мысли. Перстень слег в больницу. Значит, москвичи колеблются — не очень им улыбается лезть в глотовские дела. А Перстень, решив на месте дождаться их окончательного решения, симулировал тяжелую болезнь. Хитер, бродяга!

Убийство Штопора явилось тем единственным штрихом, который в один момент смазал нарисованную Седым четкую и ясную картину противостояния. Если Перстень сумел уговорить москвичей, то почему они с самого начала размениваются по мелочам? При их силе и возможностях это просто несолидно. Или Перстень, потеряв терпение, решил продолжить борьбу в одиночку? Тоже глупо. Не мог же Перстень всерьез рассчитывать на то, что москвичи ничего не узнают о смерти знаменитого палача. А ничем не спровоцированное убийство — серьезная причина для того, чтобы колебания москвичей вылились в решительный отказ. А может, исполнители на месте чего-то недопоняли или решили действовать по своему усмотрению? Такое случается, когда босс, отдав предварительные распоряжения, надолго исчезает, не успев внести соответствующих поправок. Не исключал Седой и того, что авторитеты Перстню отказали, и он решил действовать самостоятельно, наивно полагая, что в страхе перед москвичами группировка воздержится от ответных действий.

Увы, пахан так и не пришел к выводу, финалом какого из перечисленных сценариев стало убийство Штопора. И тогда он решил не распутывать больше этот гордиев узел, а, по примеру Александра Македонского, разрубить его. В любом случае никуда не годилось безропотно подставлять левую щеку, когда тебе превратили в кровавый фарш правую. Следовало безотлагательно проучить зарвавшегося любителя старинных украшений, да так, чтобы он больше никогда не смел поднять руку на приличных людей.

Конечно, было бы здорово разнести в щепки принадлежавший Перстню магазин автозапчастей, но там регулярно отоваривались многие видные чиновники. Попробуй тронь — будет столько вони. По той же причине нельзя было взорвать и коттедж Перстня. Кругом виллы местного начальства. Не дай Бог залетный осколок повредит чей-нибудь дворец. Седой хорошо знал нравы этих людей. Пусть кругом убивают, грабят, насилуют — они громко возмущаются и ничего не предпринимают. Но стоит хоть немного ущемить их интересы, как они оставляют в покое свои голосовые связки и, засучив рукава, берутся за дело.

Оставалось налегать на живую силу противника, надеясь, что среди прочих им удастся избавиться и от неведомых убийц. Так планировал Седой, заодно решив подключить к образцово-карательным акциям Жереха. Но тот выдвинул контрпредложение, напомнив о принадлежавшем Перстню бывшем полигоне.

— Да были там мои люди, — недовольно поморщился Седой. — Развалины какие-то видели, больше ничего.

— А зачем он тогда все забором обнес, надписи поразвешивал? — не унимался Жерех.

— Не знаю… Мне об этом ничего не говорили.

— Я пару месяцев назад человечка на хвост Перстню повесил. Он и вышел на этот полигон. А когда во второй раз туда отправился, чтобы все разнюхать получше, исчез. Как думаешь, стали бы его из-за ерунды мочить?

— А почему нет, если Перстень наших людей за просто так в расход пускает?

— Тот парень был человеком маленьким. Его из перстневой кодлы никто и знать не знал. Нет, здесь не человека пришили, а свидетеля убрали. Думаю, он такое увидел, что нельзя было его после этого в живых оставлять.