Викинг. Страсти по Владимиру Святому

Владимир очнулся вдруг. Уже рассвело, костер горел, но монаха рядом не было, зато лежала аккуратная кучка наломанного валежника, которого хватило бы на несколько часов.

Уве спал спокойно, гореть почти перестал и скрипеть зубами от боли тоже.

В сумке, оставленной монахом, нашлись копченая рыба и травы, в котелке над костром кипела вода.

Но позаботиться об обеде для себя и Уве Владимир не успел – издалека послышался мощный голос Рагнара:

– Эй, Вольдемар, отзовитесь!

– Я здесь! – вскочил на ближайший камень князь.

Рагнар пришел не один, с ним было четверо варягов. Они быстро соорудили носилки, осторожно уложили Уве, погасили костер и отправились обратно.

– Рагнар, как вы догадались, что мы в этой стороне острова?

Варяг изумленно уставился на Владимира:

– Мы не догадались. Пришел монах с дальнего острова, с которым дружит Уве, сказал, где вы и что вам нужна помощь.

Уве пришел в себя не сразу, но его рана, которую теперь промывал Владимир, быстро затягивалась. Рагнар, увидев эту рану, только кивнул:

– Хорошо, что монах вырезал старую плоть, она погубила бы Уве. Нельзя терпеть гноящуюся рану, это опасно.

– Где он поранился?

– В бою. Это давно было, но Уве никогда не обращал внимания на такие мелочи, а недавно она открылась и стала гнить. Теперь будет жить.

Когда Уве пришел в себя, Владимир попытался выяснить, что это за монах, но варяг ничего толком не знал и сам. Ответил, что тот помогал лечить раны, только и всего. О прорицательстве не знал ничего.

Владимир решил сходить на маленький остров сам.

Авраам встретил его спокойно:

– Тебя прислал Уве за помощью?

– Нет, Уве выздоравливает. Он благодарит за спасение и передал вот это.

В большом коробе, который князь притащил на загривке, были продукты. Варяги добывали их в поселениях на побережье, не всегда праведно, обычно попросту отнимая у жителей, не успевших спрятать. Но как же иначе? Кто станет покупать продовольствие у не умеющих защитить его?

– Благодарю. Возьмешь травы, они помогут не только Уве.

Но все расспросы монах предвосхитил одним заявлением:

– Если хочешь спросить о своем будущем – не трать понапрасну время и слова. Я больше ничего не скажу, да и не нужно тебе. Живи, князь. Живи, как живется, господь сам наставит тебя на путь истинный, если уж избрал для тебя такой.

– Какой?

– Ты снова пытаешься вызнать свое будущее. Но я не маг, я не знаю этого, поверь. У меня другая вера.

– Расскажи о своем боге.

Авраам снова покачал головой:

– Твое время еще не пришло, князь. Еще не пришло.

– Как узнать, что оно пришло?

Ответом было молчание. Но Владимир не сдавался, он кивнул на крест с распятием:

– Вы поклоняетесь кресту, на котором был распят ваш бог? Поклоняетесь орудию пытки и убийства? Но чем же хуже меч? Он хотя бы убивает сразу.

– Ты не готов.

Глядя в спину выходящему из хижины монаху, Владимир поморщился:

– Он просто хороший знахарь.

Больше князь на тот островок не ходил и о распятом на кресте боге старался не думать. Он видел такое распятие у своей бабки и хорошо помнил, что все говорили о приносящем беду и разлад этом знаке.

Конечно, так и есть! Она крестила Олега и Ярополка вопреки воле князя Святослава Игоревича, и ни к чему хорошему это не привело.

Владимир впервые в жизни ничего не рассказал дяде и вопрос задал не ему, а Рагнару:

– Что ты знаешь о христианах?

– Наслушался монаха?

– Нет, он мне ничего не сказал. Так ты что-то знаешь?

– Христиане слабы, они только и умеют страдать и терпеть, когда надо браться за оружие и применить силу. Разве можно почитать бога, который позволил распять себя на кресте и поощряет пустые страдания?

– Ты считаешь, что страдать нельзя?

Рагнар с изумлением уставился на князя, потом обхватил его шею крепкой рукой, приблизил лицо к своему лицо и объяснил, глядя в глаза:

– Запомни: страдать вообще нельзя! Если настоящий варяг страдает от боли, он терпит молча, вон как Уве. Если из-за предательства или потери чего-то – мстит.

– А если от потери дорогого человека?

Рагнар, уже выпустивший шею Владимира и шагнувший в сторону, обернулся:

– О чьей-то смерти плакать тоже нельзя. Если человек был достоин, то он в Валгалле, это радостное событие. Или в Ирии, как вы, славяне, там называете. А если погиб по чьей-то вине, то за его смерть нужно просто отомстить.

Да, он прав, он совершенно прав!

Умершие дорогие люди в Ирии. Но Владимиру некого было помянуть, он никем не дорожил. Мать? Даже не помнил, а проклинал за рождение от князя не раз. Пусть потом смирился со своей судьбой, но это не ее заслуга.

Алохия и сын? Женился по воле дяди, жену не любил, может, потому и сыном не дорожил тоже.

И даже Добрыня, которого раньше почитал, как своего главного наставника, и во всем слушался, теперь не казался ни таким уж мудрым, ни имеющим безусловного права распоряжаться его делами и судьбой.

Судьба… Что там знает этот монах, чего не желает сказать?

– Рагнар, монах может знать мою судьбу?

– Монах? Не знаю. Он тебе что-то сказал?

– Он предрек какую-то великую судьбу, но в чем она, не сказал.

Варяг с удовольствием расхохотался: