– Нашего князя. Только две хитрые женщины могли придумать то, что придумали вы с ней.
– Что?
Рогнеда почувствовала досаду. Неужели их с Алохией задумка раскрыта и князь Владимир попросту отберет у новгородской жены то, что они с таким трудом заработали?!
– Не бойся, князь не знает о том, что ты помогла Алохии выкупить своих людей и приставить их к делу.
– Что же ты ему не рассказал?
Добрыня улыбнулся:
– С дороги квасу не предложишь?
Рогнеда опомнилась, хлопнула в ладоши:
– Эй, принять дорогого гостя! И квасу ему.
– Хорошо, – улыбнулся Добрыня. – Потом поговорим с глазу на глаз.
Он отведал яств, приготовленных слугами Рогнеды, отметив, что ее трапеза отличается простотой, но вкусна и сытна. Обошел двор, осмотрел постройки.
После сытного обеда, во время которого разговор шел обо всем и ни о чем, Добрыня улегся поспать. Он явно намеревался остаться до следующего дня, потому Рогнеда распорядилась приготовить опочивальню для гостя и отправилась заниматься своими делами.
Добрыня и не собирался спать, немного погодя он осторожно выглянул из своей комнаты, убедился, что никто не видит, и выскользнул на боковое крыльцо.
Слух не обманул княжьего дядю, на дворе раздавался детский смех – это Рогнеда учила держаться в седле своих сыновей. Четырехлетний Ярослав сидел впереди матери, а пятилетний Изяслав уже сам на небольшой лошадке. Что-то насторожило Добрыню в посадке младшего из братьев, слишком крепко держала его мать, а он сам цеплялся за луку седла, словно только на ее и на свои руки рассчитывал.
– Ты учишь сыновей держаться в седле?
Рогнеда нахмурилась, но ответила с вызовом:
– У них нет отца и воспитателя тоже нет. Приходится матери. Но я тоже справляюсь. Почему ты не спишь?
– Не дают уснуть мысли. Когда закончишь, скажи, чтобы позвали меня. Мы так и не поговорили.
– Я закончила.
Рогнеда спрыгнула с лошади, держа Ярослава под мышкой, передала мальчика слуге и увлекла Добрыню в дом, явно чтобы тот не видел ребенка.
Но дядю князя не обманешь.
– Что не так с ногами Ярослава?
– И об этом тебе донесли…
– Нет, сам заметил. Ты слишком крепко его держала.
– Скажешь князю, что у моего сына слабые ножки?
– Рогнеда, я не враг тебе.
Она резко повернулась, глаза оказались напротив глаз Добрыни, в зеленых очах княгини-рабыни металось пламя ярости:
– Так скажи своему князю, он тебя слушает, чтобы отпустил меня с сыновьями в Полоцк!
Добрыня устало покачал головой:
– Слушает, конечно, больше, чем тебя, но куда меньше, чем хотелось бы. И в Полоцк тебе нельзя, рано еще.
– Почему?
– Ты станешь легкой добычей.
Она в ответ фыркнула как рассерженная кошка:
– Я никогда легкой добычей не была, даже для твоего князя!
– Не была. Но у тебя дети, и этим ты слаба. Пока слаба. Станешь сильна, когда они вырастут.
Он был прав, тысячу раз прав! Не будь Изяслава, Рогнеда убила бы князя Владимира еще там, в Полоцке, вышла бы на поле боя вместе с братьями и даже без оружия голыми руками задушила за родителей. Но трое мальчишек, для которых она единственная защита, связывали не только руки и ноги – саму жизнь. Добрыня сказал верно – пока сыновья не подросли, она никто, и дело не в отрезанных волосах или необходимости кланяться, она не может противиться, чтобы не навредить им.
– Ты знаешь мою историю?
– Какую? – удивилась Рогнеда.
– Знаешь, кто я?
– Уй князя…
– Это не все. Слушай меня внимательно и постарайся понять, что услышишь. Ты хочешь, чтобы возродилось полоцкое княжество?
Конечно, это могла быть просто хитрость, чтобы обвинить Рогнеду в желании бежать, навредить князю Владимиру или просто непослушании, но ей почему-то показалось, что синие глаза Добрыни не лгут.
– Хочу.
– Когда-то много лет назад княгиня Ольга разорила Древлянскую землю и сожгла Искоростень. Не буду рассказывать почему, не о том речь. После этого столицей стал Овруч. Погиб и князь Мал, и вся наша семья, кроме двоих – меня и Малуши. Можно было попытаться убить маленького тогда княжича Святослава, навредить как-то еще, погибнуть с честью, но я решил иначе. Я хотел возродить Древлянскую землю, отомстить за свой род и своих родных. А для этого нужно было не только выжить, но и стать сильней.
Добрыня встал, подошел к небольшому оконцу и долго смотрел в него, хотя увидеть что-то вряд ли мог – бычий пузырь, которым оно затянуто, не слишком прозрачен. Разве что видел свое прошлое или свои мечты…
Рогнеда молчала потрясенная, никто, даже отец, любивший младшую дочь больше других детей, не разговаривал с ней так откровенно.