– Для этого понадобилось стать рабом и сестру сделать рабыней. Мы стали. Рабами у княгини, погубившей наших родных, стали. И верно служили, пока Малуша не превратилась в красивую женщину, а княжич Святослав в юношу. Малуша не раз могла выйти замуж, ключница княгини не просто рабыня, она особенная. Но моя сестра знала одно: она должна родить сына от Святослава. Только этот ребенок мог стать не рабом, но княжичем и продолжить наш род. И родила. Но мы просчитались. Рождения Владимира княгиня Ольга Малуше не простила, хотя ничего поделать с внуком не могла. Она удалила Малушу насовсем, а меня поставила рядом с Владимиром. Знаешь, сколько лет я ждал его рождения, а потом когда он станет киевским князем?
Рогнеда недоверчиво поинтересовалась:
– Ты предлагаешь мне столько же лет копить силы для мести князю Владимиру?
Добрыня довольно хохотнул:
– Ты умная женщина, даже умней, чем я ожидал. Да, я много лет копил силы для мести и сумел сделать последнего древлянского княжича князем Киевским. Но от тебя единственная месть, которую приемлю и допущу, – если ты вырастишь из сына умного, сильного князя полоцкого и мой глупый племянник поймет, что ты лучшая женщина, встретившаяся ему в этом мире, встанет перед тобой на колени и признается, что любит.
Рогнеда против собственной воли полыхнула смущенным огнем, вызвав у Добрыни улыбку.
– Ты была княжной и теперь княгиня, Рогнеда дочь Рогволода, даже если этот глупец зовет тебя иначе. Но твое время еще не пришло, жди и готовься. Ты молодец, что учишь сыновей тому, чему должен учить отец. Только не внушай ненависть к нему, это разрушит и их души тоже. Будь умней князя, княгиня, мы с тобой еще много хороших дел сделаем. А пока терпи. Чем смогу – помогу, постараюсь, чтобы Владимир как можно скорей понял, какова ты на самом деле и что он любит тебя.
Добрыня поднялся:
– А теперь мне пора. Подумай над моими словами, но никому о нашем разговоре не рассказывай, даже отцу своих детей. Я пришлю хорошего знахаря, посмотреть ноги Ярослава. Давно у него так?
– Одна ножка только. Наступать больно, он старается не ходить. Это с рождения.
Добрыня кивнул.
– Поеду.
– Доброго пути…
Уже садясь на коня, дядя князя вдруг наклонился к стоявшей рядом Рогнеде:
– А волосы отрасти, так хороша, но с длинными волосами, думаю, все же лучше…
Глядя вслед удалявшемуся Добрыне, Рогнеда пыталась понять, что же ей теперь делать с этим советом и этим знанием.
Добрыня сказал, что князь ее любит…
– Нужна мне его любовь! – дернула плечом женщина. Но забыть об этих словах уже не могла.
Она ненавидела Владимира за унижение, за насилие, за убийство своих родных и гибель своего рода. Ненавидела настолько, что готова была убить. И одновременно… желала. Против своей воли, против здравого смысла, против собственной жажды мести. Ее тело желало его, но не того мальчишку, что обесчестил ее во время первой встречи, а Владимира-варяга – сильного, жестокого, даже безжалостного. Так бывает… Говорят, что от любви до ненависти всего один шаг, но ведь и обратно тоже.
Это не была любовь светлая и радостная, скорее любовь-ненависть, та, которая добром никогда не кончается.
Еще в Новгороде снились голубые как васильки глаза, его руки, его властные губы. Рогнеда хорошо понимала Алохию, испытавшую власть Владимира однажды и страстно желавшую повторения. Понимала беду этой женщины, ее огонь, сжигающий все внутри, но помочь ничем не могла.
Алохия тоже ненавидела мужа потому, что не могла вернуть. Да и принадлежал ли Владимир новгородской жене в действительности? Разве что по закону, который над князьями не властен.
Близость с Владимиром Рогнеду не радовала, он чувствовал ее внутреннюю силу, всегда старался сломать, а она понимала, нутром чувствовала, что стоит поддаться и станет никем, будет выброшена, как Алохия, как десятки других. Она и не против, если бы после того отпустил с детьми в Полоцк. Пусть было бы тяжело забыть, бороться со своими снами и желаниями, но готова и на это. Но ведь не отпустит.
Для князя особое удовольствие – унижать ее, ломать, наблюдая, как мучается. Главное, чтобы Владимир не понял ее слабое место. Хотя не так уж трудно сообразить, что у всякой женщины – это ее дети.
Нет, Добрыня прав, нельзя позволить Владимиру нанести самый болезненный, самый страшный удар – отобрать детей. Она должна быть умней, хитрей, должна все вытерпеть, пока мальчики повзрослеют, но и потом повести себя так, чтобы князь не разлучил, а всех вместе отправил в Полоцк.
Рогнеда вернулась в дом и долго сидела, глядя на спящих сыновей. Да, чтобы эти мальчики вернулись на родину предков, чтобы стали там сильными правителями, она готова вытерпеть все.
Но и согнуться под князя нельзя, если она станет покорной овечкой, Владимир заподозрит неладное.
Рогнеда вздохнула, ей предстояло пройти нелегкий путь по жердочке над пропастью, не упасть самой и не увлечь за собой детей.
Она стала осторожней, но вскоре получила новый удар. Произошло то, чего так боялась.