Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография

В моей жизни грандиозные перемены. Я больше не преуспевающий спецкор «Литгазеты», а посредственная аспирантка Института истории искусств. Очная! Это случилось 15 декабря с. г. Аккурат с этого дня я мотаюсь по Белоруссии, читаю народу лекции про кино. Уговорили меня на это якобы за большие деньги. Но сбирать их я не умею, а поездка тяжелая. Девять городов. Вчера утром уехала из Минска в Барановичи, а сегодня уже отвыступалась в Бресте, а завтра с утра в Гродно, а вечером опять в Минск, оттуда в Могилев… Вся Белоруссия — это сплошной сквозняк. Днем я пытаюсь согреться в повсюду неуютных гостиницах, а потом мажу глаза, и меня везут просвещать население. В гостиницах так погано, что не хочется ни читать, ни писать. Зато у меня масса времени, чтобы вспомнить «о всех кораблях, ушедших в море», подсчитывать, на что убиты были годы жизни, и заниматься другими, столь же плодотворными размышлениями. Так, я высчитала, что в этом году я 130 дней не была в Москве. Это — Ялта, Петрозаводск, Новосибирск, Полтава, Ужгород, Армения… Соответственно, при таком бродячем образе жизни почти никого не вижу, в ЦДЛ не была больше года. Нет, вру, раз на Рихтере. Вася здорово болен, у него то же, что было у меня 2 года назад, — вегетативная дистония. Он не пьет ни капли. С Киркой ему хорошо. Он без нее ни шагу. И она стала спокойной, милой, только психует втихомолку из-за его здоровья. Васька как-то тут сидел и грустил, что все уходят, уходят, уходят друзья. Все поразвелись, всюду обломки недавно близких домов, другие стали очень благополучными, очень светскими, а то и прямо номенклатурой, как Робка Рождественский. Вить, если ты уже вернулся из своих странствий, то возьми и прикати на Новый год в Москву. Я тебя не поволоку ни в какие Дома кино-литераторов, а тихо посажу под елкой. Клянусь! 28 декабря я вернусь в Москву, хорошо бы ты к этому времени уже откликнулся, если ты существуешь.

Я сижу в гостинице «Буг», очень холодно, потолок высоченный, ну точно на дне колодца. Поездку эту, конечно, мне бог дал за мои немногочисленные грехи. Домой приеду уже прощенная. Теперь раз в неделю буду ходить в институт, два раза к француженке, а так буду сидеть дома. Три года! Если не выгонят раньше за профнепригодность. Счастье, а?

Извини, что пишу на такой бумаге, другой нет, прихватила, просвещая офицерских жен. Кошмарная гарнизонная жизнь!

Вчера наблюдала, когда меня банкетил барановичский генералитет. Я ж не актриса, объясняю. Но слово «кино» действует на них завораживающе. Или «Москва». А разговорчики! «Вот с Хитяевой (актриса. — Т. А.) мы до пяти сидели, а вы только до двух!» А я-то умираю — 4 часа в сидячем поезде, а потом подряд два выступления в разных местах с разрывом в 5 минут. Но нет, они все-таки занятные. И лучше нас.

Ну, я разболталась. Очень одичала там, в горах, да и на дорогах Белоруссии. Завтра в Гродно хоть повидаюсь с Василем Быковым, а то совсем озверею.

Передай привет маме. И приезжай.

Г. Д.

21.12.68

Дорогая Галя!

Когда ты писала мне письмо из сквозной Белоруссии, я стоял на моточистке в Дакаре и разглядывал голые груди молодых негритянок — превосходные груди! Когда ты сидела под елкой в Новый год, я бултыхался между Сенегалом и Марокко на ночной вахте и большой шипучей волне. Когда утром ты вылазила из койки вместе с каким-нибудь вонючим московским пижоном, я подходил к Касабланке и лаялся с негром-лоцманом. 13.01 я вернулся. 23-го сдал судно и ушел в отпуск, т. е. в запой, который сменился смертью тетушки, ее похоронами, а потом гриппом, в котором я пишу тебе письмо, т. е. в койке я его тебе пишу. В пьяном мозгу мелькала у меня мысль слетать в столицу, но больно уж все ныне мерзко! Несколько раз я хотел позвонить тебе и сказать: «Садись в самолет, а я еду тебя встречать в аэропорт. Как прилетишь, поднимемся в ресторан». Но сейчас не помню, почему я это не осуществил. Скорее всего потому, что боялся отказа со стороны будущего кандидата каких-то вшивых наук, а отказы я не прощаю. Я делегат на Нюрнбергский съезд, который состоится 3 марта — тогда, очевидно, мы и увидимся, — при свете факелов, которые будут нести М. Алексеевы[20] и другие такие пареньки. М. б., я на этот парад и не поеду — от омерзения, хотя это та степень сукства, которая даже интересна.

Напиши мне, смогу ли я у тебя остановиться, если приеду на день-два раньше официальной гостиницы.

Обнимаю!

В. К.

26.02.70

Витюша!