Виктор! Виктор! Свободное падение

Она машинально подчинилась и, несмотря на боль, сумела вытянуть ногу.

— У-уже почти в-все п-прошло…

— Замечательно. Полежи тут немного, а я пока приготовлю чай.

Не переставая дрожать, Мэрион попыталась изобразить на лице признательную улыбку. Голос писателя звучал так заботливо; о том, чем он занимался в саду, она уже не думала. Если уж на то пошло, она ведь сама виновата, что очутилась в такой ситуации. Пока хозяин хлопотал на кухне, она осмотрелась и понемногу успокоилась. Большая комната с закопченными потолками, у торцевой стены — глубокий камин. Окна с частым переплетом создавали как раз ту самую атмосферу, которая, по ее мнению, должна была царить в Рэттлбоун коттедж. Если не считать кое-каких предметов мебели, обстановка здесь полностью отвечала ее вкусам.

— Тебе не холодно? А то можно растопить камин. — Фигура хозяина на мгновение появилась в дверном проеме.

Девушка вдруг почувствовал жгучий стыд. Покачав головой, Мэрион ответила, что температура тут в самый раз. Она очень надеялась, что колено повреждено не слишком серьезно и ей удастся добраться до деревни без посторонней помощи. Но как объяснить ему свое присутствие в саду? Что он может о ней подумать? Вообще-то, при ближайшем рассмотрении незнакомец выглядел совсем не страшным.

Он заварил чай, зачерпнул его прямо из вмурованного в каменную плиту котла, и присел на табурет у низкого стола.

— Может, тебе с молоком?

— Нет-нет, не стоит беспокоиться… Все так неудобно вышло…

— Что ты, напротив. Ведь я живу здесь в полном одиночестве и всегда рад, если ко мне кто-то заглядывает.

— Я вовсе не хотела…

— Я тоже. Сперва я решил, что это какой-то зверь, и собрался поймать его себе на обед. — Набивая трубку, он лукаво взглянул на нее. — Должен сказать, юная леди, здесь в округе полным-полно кроликов. А бедный писатель вынужден питаться тем, что посылает ему Господь Бог. Когда ты появилась, я как раз мастерил ловушку для кроликов.

Кровь так и бросилась ей в лицо. Ну и дура же она! Трусиха и психопатка. Способность спокойно рассуждать постепенно возвращалась к ней. Этот человек не причинит ей вреда. Да он ей в отцы годится.

— Между прочим, а как тебя зовут?

— Мэрион… Мэрион Сиджвик. Я помогаю мистеру Бентли в антикварном магазине.

— И любишь совершать прогулки по утрам.

— Да, я… — Она пригубила чай и осторожно улыбнулась.

— Ты, вероятно, думаешь, что писатели — кровожадные людоеды, а?

— Я… что касается мужчин, у меня есть определенный печальный опыт.

Он понимающе кивнул, однако не стал развивать дальше эту тему.

— Ты, наверное, знаешь, кто я такой? Зовут меня Уильям Смит, для друзей — просто Билл.

— Ты пишешь.

— Пытаюсь писать.

— А я вот явилась мешать. — Она наконец отважилась поддержать разговор.

— Да нисколько. Видишь ли, сегодня у моей пишущей машинки выходной.

Она проследила за его рукой. Машинка стояла на маленьком столике под серым чехлом.

— Я и впрямь снял этот дом, чтобы поработать в тишине и покое, однако пока что моя муза меня что-то не посещает. Даже таким гениям, как Уильям Шекспир, необходимо вдохновение, своего рода…

— Divine fire[20].

— Вот именно.

Она снова отхлебнула чай. Он был слегка горьковатым на вкус. Видимо, немного перекипел.

— И что же ты пишешь?

— Да всего понемногу. Исключительно чтобы отогнать призрак голода, публикую помаленьку разные новеллки под псевдонимами. А время от времени пишу стихи, которые никто не читает.

Она едва не созналась, что тоже пробует сочинять стихи, однако вовремя прикусила язык. Вместо этого она заметила:

— А знаешь, ведь здесь бывали Колридж и Вордсворт.

— Где, в Рэттлбоун коттедж?

— Нет, в деревне. По крайней мере, они однажды тут ночевали.

— Давненько, вероятно, это было.

— Более ста восьмидесяти лет назад. Интересно, как тут все тогда выглядело?

— Во всяком случае, дома, думаю, были почти такими же.

Внезапно ей пришло в голову, что в данный момент она абсолютно спокойно беседует с посторонним мужчиной, да еще лежа у него дома на диване! Интересно, откуда он родом, что за человек? По произношению не определишь — его английский был почти оксфордским, однако некоторые слова звучали как-то своеобразно. Иногда он умолкал, очевидно, подыскивая выражение. Может, такая манера речи у всех писателей? Ей еще никогда в жизни не приходилось видеть ни одного, и она сказала об этом вслух:

— Ты первый настоящий писатель, с которым я встретилась.

— Уильяма Смита нельзя считать настоящим.

Снова все тот же взгляд с лукавинкой.

— А что, это у тебя псевдоним?

— Не, я имею в виду другое, — быстро ответил он. — Я хочу сказать, что настоящий писатель не стал бы подниматься с постели в такую рань, чтобы соорудить кроличью ловушку. В это время все «настоящие» просто-напросто дрыхнут без задних ног. А как только просыпаются, сразу же пьют красное вино. Писать начинают только ближе к вечеру, да и то только этими — как бишь они? — гусиными перьями.

Девушка улыбнулась. Чувствовалось, что поговорить он любит.

— Вообще-то я родился в Ридинге, однако большую часть жизни провел за пределами Англии. На континенте. Точнее, в Скандинавии.

— Как интересно. А я из Бристоля.