Виктор! Виктор! Свободное падение

Подойдя вплотную к мачтам, он испытал легкое разочарование. Никого не видно ни снаружи, ни в бараке. Он тоже услышал шум внутри и увидел мощные кабели — значит, между мачтами и аппаратом в бараке существует связь. Вопрос в том, откуда куда поступают сигналы? Как и Ествик, он обнаружил ветромеры только на одной мачте. Он кое-что понимал в радиотехнике, к тому же специалисты расписали, какое оборудование нужно искать — антенны на мачтах, предназначенные для передачи сигналов на сверхнизких частотах. Это могут быть совсем маленькие жучки, которые трудно разглядеть с земли. По снимкам Ествика они ничего точно сказать не могут. К тому же, скорей всего, новая навигационная система включает в себя компоненты, неизвестные советским специалистам; возможно, они спрятаны в мачтах в виде незаизолированных кабелей. Тут специалист экстракласса запутается, что есть что. Поэтому на выручку должно прийти радиоэлектронное оборудование подводной лодки.

Ходя вокруг кругами, он сфотографировал часть за частью все мачты с помощью купленного в Трондхейме телевика. Он все время озирался по сторонам, но, кроме нескольких птиц, никого не заметил.

Если это действительно закамуфлированная навигационная станция, то ее чертовски здорово замаскировали, подумал он. Классная работа, не хуже «Шквального ветра». Интересно, а название придумали случайно? Или имея в виду его маету на Титране?

Постукивая от холода зубами, он бегом вернулся в машину и включил двигатель и печку. Потом закурил и снова почувствовал себя человеком — ветер каким-то пагубным образом действовал на его мыслительные способности. С таким недругом ему еще не приходилось схватываться. Посидев в машине, прислушиваясь к ветру, он пришел в себя.

Вообще «хонда» ему очень нравилась, жаль, эту марку нельзя купить в Москве.

Минут через десять он тронул машину с места, сначала поехал дальше вперед, но у Бюствика развернулся и стал возвращаться. Добравшись до развилки, он повернул на север, по дороге на Хьервогсюнд. Четвертая мачта неуклонно приближалась, но он чувствовал, что и здесь придется пройтись пешком. Невдалеке от маленького строения у пролива в сторону отходила тропинка, он припарковался и вылез из машины По дороге сюда он тоже никого не встретил. Ландшафт пересеченный, но открытый, отовсюду видно полоску моря на севере. Завтра решающий день, ему придется сочетать в своем лице впередсмотрящего и сигнальщика. Если все пойдет как задумано, он вернется в Трондхейм завтра вечером, самое позднее — послезавтра утром. И тогда еще поспеет в Осло вовремя — чтобы влиться в состав лыжной команды до ее отъезда. Сосед по комнате, Анатолий Литвинов, умрет от хохота, когда услышит, что вместо интереснейших соревнований физиотерапевт провалялся две недели в посольской больничке с высоченной температурой. Кстати, Литвинов может попридержать язык. Осталось всего два дня соревнований, и пока Союз не блещет: всего одна золотая медаль, да и ту разделили с Норвегией.

«Зачем ее поставили отдельно — думал Грибанов, приближаясь к мачте. Неужели здесь другая сила ветра, всего в каких-то двух километрах и примерно на таком же расстоянии от моря? Он лег на землю, надел телевик и сделал несколько быстрых снимков. Хотя здесь тоже не было никаких щитов или объявлений, запрещающих фотографирование. Конструкция та же, что и у тех трех. От щитка в нижней части мачты тянулись толстые серо-белые кабели и вдоль склона уходили к югу. Но тут никакого барака не было, а он не помнил, чтобы в тот общий барак шли четыре кабеля.

Он внимательно рассмотрел мачту: лестница на внутренней стороне есть, а вот ветромеров нет, хотя крепеж для них смонтирован. Грибанов почувствовал, что холод добрался до тела, и, бросив последний взгляд на пустынный ландшафт с морем на заднем фоне, он заторопился к машине.

На холме на окраине Титрана, на границе городской застройки, он обнаружил монумент и решил, что его необходимо рассмотреть поближе. Он подрулил к нему и вылез из машины. Впервые за все время старые познания из области геологии всплыли у него в памяти. Он сообразил, что монумент сделан из разновидности лабрадорского камня, видимо, суенитта. На высоком постаменте вглядывалась в даль женщина, трое ребят цеплялись за ее юбку. В ПАМЯТЬ О РЫБАКАХ, ПОГИБШИХ ВО ВРЕМЯ БУРИ В НОЧЬ С 13 НА 14 ОКТЯБРЯ 1899 ГОДА. Скульптора звали Кристофер Лейрдал, и на четырех сторонах постамента были высечены имена ста сорока погибших.