Виктор Виттельбрандт

От города до Ключей добираться было не меньше двух часов. Раньше я с удовольствием проделывала и более дальние поездки, но теперь моя болезнь и здесь давала о себе знать. Мы останавливались, по меньшей мере, раз десять: меня тошнило, то я хотела в туалет. Поначалу мне было стыдно перед Колей, потом я отчаянно боролась с нараставшей истерикой, но где-то на середине пути стала воспринимать свои мучения, как обыденность, так скоро привыкать мне еще не приходилось. В те дни особенно пугало не то, что болезнь подчиняла тело, а то, что она поглощала мою личность. Я злилась на себя за слабость, за то, что с каждой минутой все больше уповала на помощь призрачной скрипки. Совместно с врачами и учеными ответ на мой клинический вопрос уже искали колдуны и гадалки. Один из батюшек, которых я в большом количестве посетила за все года своего недуга, даже предположил, что я одержима бесами, и родители возила меня на молебен, чтобы проверить, убивает ли мое тело что-то из рядов потусторонних сил, но и здесь результатов не оказалось, что, при нашей степени накала, разочаровало всех. Неизвестность была ужаснее самой страшной истины. Так я думала тогда.

Прабабушки я не навещала уже два года подряд. Ведь были дела важнее. Ей было уже за 90 лет. Прадедушка умер десять лет назад, и Дарья Васильевна жила одна в маленькой деревушке, где ничего не работает, кроме смекалки. Из молодых людей здесь были только фермеры, уставшие от суеты больших городов и теперь ведшие здесь хозяйство и торговлю, обменивая пенсию пожилых соседей на продукты цивилизации. К деревне вела дорога, окруженная широкими коврами засеянных полей; позади угрюмо стоял сосновый лес.

Прабабушка знала о моей болезни, но за два года я сильно сдала и, увидев меня так: без предупреждения, неожиданно, – Дарья Васильевна не сдержалась, громко ахнула и заплакала. Тепло ее слез растопило и мое сердце, но слезы я сдержала.

– Проходите, ребятки. – Сказала прабабушка, высвобождая меня из своих объятий и украдкой вытирая слезы. Теперь она старалась улыбаться. – Простите меня старую. Давно не видела тебя, Оленька, вот и расчувствовалась.

В маленьком старом доме все говорило о скромной старости интеллигентного человека. Деревянный пол, чисто вымытый и тщательно подметенный, покрывали цветные, вышитые узорами, половики. На широком столе у окна лежало множество книг, журналов, газет и отрывных календарей. За стеклом серванта аккуратно стояли советские куклы. Через прозрачные белые шторы в дом проникал бледный луч света и падал на стену с фотографиями нашей семьи. Сын Дарьи Васильевны – мой дедушка – умер пять лет назад; невестка ее – моя бабушка – жила с моими родителями в областном городке за 40 км отсюда; внуки учились в разных городах, приезжали редко (я явилась раз за два года и то по крайней необходимости), а она любила и хранила в своем сердце нас всех, и я подумала, что, возможно, в этом состоял секрет ее долголетия.

Мы пили ромашковый чай из больших белых кружек, заедая пирогами с вишней. Она готовила пирог каждые понедельник и пятницу, ожидая гостей и, не дождавшись, отдавала вкусный гостинец соседям. Мне было совестно приступать к делу о скрипке, а после разговора о пироге это желание и вовсе отпало. Казалось, что лучшим решением было остаться здесь, у леса, среди бескрайних полей, душистых цветов, провести остаток своей жизни в тишине, рядом с человеком, который любил меня с самого моего рождения, даже тогда, когда я обижала его, когда меня не было рядом.

К вопросу перешел Коля.

– Дарья Васильевна, а вам известно что-нибудь о человеке по имени Виктор Виттельбрандт?

Прабабушка изменилась в лице.

– Я не застала его при жизни, – отвечала она, – но я знаю, что это человек, приносящий беду.

– Дело в том, – настойчиво продолжал Коля, ловя на себе мой недовольный взгляд, – что я недавно проводил биографическое исследование о нем и нашел странную связь между Виттельбрандтом и болезнью вашей правнучки.

Дарья Васильевна поднялась из-за стола.

– Бабуш, тебе плохо? – Я не на шутку испугалась. Она покачнулась, держась за спинку стула.

– Вы в порядке? – Коля вскочил с места и что-то искал вокруг глазами. – Может, воды?

– Не нужно. – Прабабушка махнула рукой. – Этот день должен был настать. От судьбы не спрячешься даже в лесной глуши.

Мы стояли, молча, в ожидании смотря, что она скажет.

– Когда ты, Оленька, родилась, я надеялась, что все легенды о проклятие Виктора Виттельбрандта – страшные сказки матери моего покойного супруга, но должна была родиться правнучка, и страх усиливался. Тогда, только ты родилась, я настояла, чтобы мы с твоим прадедушкой отправились сюда – в Ключи. Мне тогда казалось, что в этой глуши Виттельбрандт тебя не достанет. А потом ты заболела. И, увидев тебя теперь, я в точности вспомнила описания Марии перед самой ее смертью. – Речь ее прервалась вырвавшимся из груди рыданием.

– Бабуль, где эта скрипка? – Я подбежала к ней, обняв за плечи. – Скажи нам. Возможно, что спасение как раз в том, чего мы так боимся.