Виктор Виттельбрандт

– Ольга! Вы нас напугали! – Обратился ко мне красивый высокий мужчина. Рядом с ним, в бархатной тунике, стояла тоненькая светловолосая девушка с румяным, молочного цвета лицом, большие голубые глаза с участием смотрели на меня. Я сразу вспомнила фотографии музея и узнала в девушке Марию Дмитриеву. Все знакомые фразы исчезли из моей памяти. Я закашляла.

– Павел Яковлевич, это солнечный удар! – Почему-то воскликнула Мария в ответ на мой кашель. – Боже мой! Прошу вас!

– Прошу вас, держитесь. – Сказал мужчина по имени Павел Яковлевич. Я почувствовала, как меня аккуратно поднимают и несут куда-то. Изображая бесчувственные страдания, под озадаченные и обеспокоенные разговоры о моем состоянии, я пыталась понять, кто эти люди и почему они меня знают. Быстро смекнув, что на мне было длинное легкое платье, куча нижнего белья и неудобные странные туфли, одна из которых слетела по дороге, мне в голову пришел странный вывод «Я попала в прошлое» и более разумные мысли о том, что я сплю и еще, что окончательно решилась. Иначе, что? Скрипка, голос, исчезновение могилы, лицо живой Марии Дмитриевой. Вряд ли я умерла и на том свете мои предки проживают в усадьбе, проданной убийце. Впрочем, все могло быть, но я не чувствовала себя мертвой, хотя от прежней болезни не осталось и следа. Натирали ноги туфли, и было жарко, и болела голова, но все эти симптомы существовали отдельно, постепенно исчезали и не представляли для меня повода волноваться. Мысли роем жужжали в моей голове, но я предчувствием склонялась к одному – все, что было со мной во время странной сцены у могилы Виттельбрандта – не сумасшествие, и я действительно получила возможность отомстить или даже изменить все. Веря в проклятие, мне пришлось признать и такую возможность, хотя и через пелену скрытого ужаса. Теперь, когда это было решено, возникали следующие, реальные в принятых обстоятельствах вопросы. Кто я? И как мне следует себя вести?

Я попыталась прикинуть, в какое время мне приходилось изображать обморок на руках некого Павла Яковлевича. Если Мария Дмитриева выглядит так же, как на фотографии в музее, то сейчас шло примерно шестое десятилетие XIX века. Осталось распознать год, но уже и по заданному периоду можно было воспроизводить свои знания и наблюдения, применяя их на практике. Только вот именно в это мгновение в мою голову будто запустили дым, выкурив все жужжащие мысли вместе с остатками тихих остальных. Помню, как рассуждение, с которым я пыталась примирить свой рассудок, неожиданно подкосили своей невероятностью. Я вновь оказалась без чувств, на этот раз, кажется, уснув, очнулась на жестком диване, окруженная мягкими подушками; кто-то аккуратно прикладывал к моему лбу что-то холодное. Пахло цветами и свежестью. Я открыла глаза. Передо мной сидела женщина средних лет, одетая в закрытое платье с вертикальными полосками, подпоясанное у талии, с пышной длинной юбкой и длинными рукавами, суженными к запястьям, под горло торчал белый воротничок. Ее русые волосы были плотно собраны назад в пучок. Лицо ее было нервным, угловатым, нос длинный, с горбинкой; большие голубые глаза смотрели грустно, устало и мудро; кожа была бледна и почти болезненна. Увидев, что я очнулась, она оживилась.