Виктория

– Нет. Другая. Меня не проведешь, подруга. Я тебя слишком хорошо знаю. Твои глаза сияют, щечки налились румянцем, а улыбка не хочет сходить с твоего прекрасного личика. Что случилось, рассказывай? Неужели влюбилась в какого-нибудь?

– Да ничего не сучилось. Отсидела, как положено, четыре пары в инстике. Сходила в магазин. И…

– И?

– Встретилась с Антоном. Помнишь, я тебе о нем говорила.

– Это который был по уши в тебя влюблен в школе? Этот Антон?

– Да. Он мне купил три книги, – похвасталась она.

С ее лица не хотела сходить улыбка, как бы она не пыталась ее скрыть.

– Здорово, – порадовалась за Викторию Катерина. – Ты мне рассказывала, что он актер и учиться в Москве. Или я что-то путаю, Вик?

– Все верно. Его отчислили за драку, он переехал в наш город нынче летом и поступил в Театральный Институт имени Табакова.

– Я почему-то сразу вспоминаю чьи-то слова: «Когда жизнь закрывает перед тобой дверь, она обязательно откроет окно». Его отчислили из института – дверь захлопнулась; он приезжает сюда, и вы встречаетесь – окно открывается! Прекрасно! Где хоть встретились?

– В книжном магазине.

– Все-таки нашла своего милого принца на белом коне в любимом магазине.

– Да что ты, какой принц!? Мы с Антоном – просто старые друзья. И ничего больше.

– Ага, просто, – ехидно сказала Катерина. – Ты просто светишься от счастья. Ты – влюблена!

– Я свечусь от счастья не потому, что влюблена. А потому что встретила старого знакомого. Он мне очень дорог. Он помог мне выкарабкаться из западни, из пропасти, которая и по сей день за мной ходит по пятам и ждет, когда я снова оступлюсь, чтобы погладить.

– После встречи в магазине, он пригласил тебя в кафешку? – поинтересовалась Катерина и положила в рот кусочек аппетитного муравейника.

– Да. Откуда ты знаешь?

– Просто угадала. Ты же не думала, что я поверю в том, что ты ходила по магазинам пять часов.

– Мы немного посидели, поговорили, вспомнили школу.

– Когда снова встретитесь?

– Откуда ты знаешь… завтра. Ты что за нами следила?

– Ага, я была бы очень даже не заметной в данной роли! – Они засмеялись.

Викторию всегда удивляло то, что Катерина так легко смялась над своей проблемой – ожирением. Хотя она не видела в этом проблему. Она всегда говорила, что хорошей женщины должно быть много.

На минуту воцарилось молчание.

Потом Катерина встала со стула, подошла к Вике и обняла ее.

– Поздравляю с новым-старым другом. Я искренне за тебя рада.

– Спасибо. – Виктория чуть не прослезилась.

– Он все еще по уши в тебя влюблен?

– Я не знаю… да. Определенно. Удивительно, но он нисколько не изменился за эти четыре года. Робкий взгляд, красные уши и потные руки. Он волновался.

– Жизнь или судьба, без разницы, предоставила тебя второй шанс. Не упусти его, хорошо, моя дорогая? Да и сколько можно быть одинокой, как я? Это заразно. – Она хихикнула.

– Мы – друзья.

– Не начинай все сначала. Я вижу твои глаза. Ты влюбилась. Открой ему свое сердце.

– Я… я… боюсь. Боюсь оступиться. Сделать неправильный шаг. Я боюсь, а вдруг когда он ко мне прикоснется, я вспомню о том, что случилось… – Виктория заплакала, сама не зная почему, положив голову на плечо Катерины.

Через десять минут Вика успокоилась и поблагодарила Катерину за ее неоценимую заботу, доброту и понимание; за умением выслушать человека и дать нужный совет.

– Я уверена, в следующей жизни ты будишь, Катерина, ангелом.

– Ага, как же! – засмеялась она. – Скорее крупной ягодкой в лесной рощице или кучерявым юнцом с толстым пузиком.

Виктория засмеялась.

Через час Катерина ушла к себе в комнату, а Виктория легла на постель и до самой поздней ночи думала о прошедшем дне. Думала, о нем, об Антоне, об их случайной встрече в магазине и приятной беседе в кафешке. О том, что она завтра скажет, что спросит, что почувствует, когда увидит его снова…

Незаметно Вика уснула.

Она брела по золотистой дорожке среди высоких овальных ульев, из которых роем вылетали рабочие пчелки – самки; высоко-общественные трутни оставались в ульях.

Вика тонула по щиколотку в сладком, липком меде. Благоговейный, насыщенный аромат смолы и корнееда навис над рядами ульев.

Вика остановилась. В конце вязкой дорожки была большая поляна, усеянная желтыми одуванчиками, на которые садились пчелы и купались в желтой пыльце. В центре поляны, на возвышенности, сидел к ней спиной какой-то юноша. Он задрал голову вверх и внимательно смотрел на лазурное небо, окаймленное плывущими розовыми облаками и голубыми, красными, пурпуровыми планетами.

Виктория сорвала одуванчик. Поднесла к носу. Понюхала. В нос врезался запах летнего теплого солнца, свежескошенной травы и самого сладкого шоколадного сиропа на свете. Она пошла дальше, к скучающему юноше. Босые ноги ласкала мокрая трава с одуванчиками; на них оседала пыльца.

Юноша обернулся и замер, увидев Вику, словно громом пораженный. Он открыл рот, поднял брови, хотел что-то сказать, но не смог.

Виктория тоже замерла, когда разглядела через пряди грязных волос лицо до боли знакомое, лицо Домового.

Она подбежала к нему, обняла его за шею и поцеловала.