Я покорно ждала тебя, как преданная жена мужа после долгой разлуки, горевала, рыдала и смеялась, когда вспоминала наши с тобой короткие встречи воскресными вечерами. Я еще бы ждала тебя, Домовой, хоть тысячу лет… Вчера я увидела сон, который изменил хоть не все, но многое. Он был прекрасным и, как мне показалось, реальным настолько, насколько это вообще возможно. Ты меня целовал, обнимал, клялся в любви. И все это словно было по-настоящему! Как в старые добрые времена. Мы с тобой всплакнули. Я рассказала тебе об Антоне, о своих чувствах к нему. Ты меня внимательно выслушал, все понял и отпустил, убедив, что ждать, когда ты вернешься, крайне глупо с моей стороны. Сказал, что нужно двигаться дальше. Ты подтолкнул меня к тому, чтобы я решилась на первый шаг. Да, это был всего лишь сон. И я не имею права говорить о том, что именно ты, Домовой, толкнул меня поцеловать Антона. Я приняла это решение самостоятельно. Но…
Правильно ли я поступила? Вот главный вопрос, на который у меня, к сожалению, нет ответа. Имею ли право быть счастливой и любить другого, когда ты, Домовой, несчастен и пытаешься выжить, преодолевая суровые испытания на островах забвения, чтобы быть со мной? Что, если ты вернешься через пару дней и увидишь меня, целующуюся с Антоном? Что почувствуешь? Скорее всего, ненависть и боль в груди от разбитого сердца моим предательством и бесчестием. Как посмотришь в мои бесстыжие глаза, после того, что я совершила и что я в них увижу? И смогу ли я простить себя за то, что не дождалась тебя, бросила, отвернулась, когда надо было тебя духовно и морально поддержать? Но главное, сможешь ли ты меня простить за мое неверие?
О боже! Мои мысли вьют клубок размышлений. Вопрос переплетается с вопросом. Я сама запуталась в них. Запуталась в самой себе. Я не могу понять чего я хочу от этой жизни? Кого любить? С кем быть? Что делать дальше?
Никогда не думала, что принимать решения так тяжело. И больно.
Ты уже понял из выше сказанного, какое решение я приняла. Я решила двигаться дальше не потому, что я устала жить в прошлом. Нет. Я устала быть одной, хоть и привыкла жить для себя. Я чувствовала, что чахну, как цветок без солнечных лучей. Я чувствовала, что угасаю, как свеча без парафина. Я чувствовала, что умираю без любви, как собака без ласки хозяина. Но теперь – все изменилось. К лучшему. Мне стала видна цель, которая еще недавно скрывалась в черной нише оврага. Я воскресла из мертвых, глотнула глоток чистого воздуха, воспарила в мимолетном полете. И вспомнила, что жизнь состоит не только из череды каждодневных дел, но и из чистой и нежной привязанности друг к другу. Вспомнила, что миром правит, как и прежде, любовь. И ничего тут не изменишь. Ведь все подчиненно любви. ЛЮБВИ. Я хочу повторять это слово снова и снова, не боясь показаться кому-то чересчур сентиментальной и «мыльной». Я люблю тебя, Домовой, не смотря ни на что, и продолжаю ждать.
Надеюсь, ты простишь меня. Хотя… вряд ли… я бы, наверное, не простила. Или простила? Я не на твоем месте – и это все меняет.
Хотела написать заметку в дневник, но вышло письмо тебе, Домовой. Я вырву эти страницы из дневника и положу в шкатулку. Возможно, когда-нибудь ты их прочитаешь. И поймешь, о чем я думала, когда приняла это тяжелое решения – начать жить с чистого листа…
С любовь, на веки твоя, Виктория!»
Виктория, как и написала в письме, вырвала три страницы из дневника и положила в музыкальную шкатулку. По телу пробежали мурашки. Стало легче. Она высказалась. Пускай это был дневник.
Позвонил мобильный телефон. Вика вязла трубку. Это был Антон.
– Алло.
– Привет, Виктория!
– Привет!
– Как дела? Ты скоро? Я, честно говоря, замерз тебя ждать… Забыла про меня?
Виктория вздрогнула и посмотрела на часы. Уже полтретьего дня. Она должны была встретиться с ним еще полчаса назад.
– Прости, дорогой. Я не забыла про тебя, скорее, замечталась. И не заметила, как пролетело время. Ты почему раньше не позвонил?
– Ты была недоступна, в не зоне доступа сети. А ваша вахтерша меня не пустила.
– Понятно. Через пять минут выйду. Еще раз прости.
– Ничего страшного.
Глава 8
Домовой не хотел смотреть на нее. Но не мог. Она пленила его взор. На ней было одето просторное шелковое голубое платье с открытыми плечами, ноги были босые и на удивления чистые. Черные волосы были заколоты заколкой в виде лепестка желтой герберы. Хоть ее лицо было напряженно, она все равно замечательно выглядела. За четыре года она превратилась из пятнадцатилетней девочки в юную девушку.
Они шли поодаль, в молчании, пытаясь услышать хоть какой-то звук кроме собственного дыхания. Элизабет видела краем глаза, что Домовой смотрит на нее, но не подавала вида. Она шла, глядя на безжизненную землю, и ждала удобного момента, чтобы приблизиться к нему и заговорить.
На ее удивление через некоторое время он сам нагнал ее и спросил:
– Куда ты идешь?
– Туда же, куда и ты.
– Но ведь ты идешь впереди… значит, ты и ведешь меня. Только вот куда?
– Я иду рядом с тобой, но никак не веду.