Виктория

Как думаешь, стоит ли рассказать сестре об этом?

Слава Богу, признался. Как камень с души…

…надеюсь, ты сможешь ответить на мои вопросы, ставящие меня в тупик. Я уперся в стену и тщетно пытаюсь пробить ее лбом.

Люблю тебя. Целую. Пиши мне».

Виктория закрыла листок и отдала его Клементине, сказав:

– Я не хочу учить тебя, как и что писать в письме, но ты должна посмотреть на эту ситуацию с другой стороны. Так будет правильно и честно.

– Я все прекрасно понимаю, Виктория, – ответила грустная Клементина. – Надо написать то, что я должна написать. А именно: во-первых, чтобы он не приходил на стадион, если дорожит моей дружбой, если не хочет потерять мое доверие и, во-вторых, чтобы он обязательно посоветовался с сестрой насчет тех странных теней, которые преследуют его.

– Ты молодец, Клементина.

– Если была бы возможность, я написала бы иначе. Но выбора у меня нет…

– К сожалению, нет.

– Я знаю. Напишу ему, что я его люблю и…

Клементина диктовала, а Виктория записывала.

Через полчаса они закончили. Потом простились до завтрашнего утра, чмокнув друг другу в щечки.

Виктория пошла к брату, который ждал ее в литературном сквере.

Когда Виктория подошла к скверу, она увидела брата, который сидел на скамейке возле каменного памятника, посвященного книгам: невысокий постамент, на нем возвышалась открытая книга, рядом с книгой – перо, воткнутое в чернильницу.

Василий не заметил, как к нему подсела Виктория, так как пристально смотрел на трехэтажный дом, возвышающийся над молоденькими березами, посаженными два года назад.

– И что же ты такое увидал, что даже не хочешь поздороваться с сестрой?

– Привет, Вик. – Василий не отрывал взгляда от дома. – Извини, что не смотрю на тебя, но я не хочу потерять их из виду. Когда я вижу ИХ воочию, мне кажется, что я не безумец.

– Кого? – поинтересовалась она.

– Я не знаю кто они. Как они себя величают. Я их называют тенями. Они следят за мной, куда бы я ни пошел. Тебе рассказала о них Клементина?

– Да, – ответила Виктория, пытаясь найти в окнах силуэты теней.

Поднялся сильный ветер. Небо помрачнело. С запада шла иссиня-черная туча, извергающая одинокие раскаты грома и сверкающие молнии, разрезающие небо.

– Посмотри на третий этаж. Первое окно слева. Ты их видишь? Они прячутся за белыми тюлями. Их выдают красные глаза и злобная, ехидная ухмылка на их самонадеянных лицах. Ты видишь?

– Прости. Я ничего не вижу. Ты уверен, что они…

Первая капля упала на разгоряченный асфальт.

– Я уверен. Они – там. Посмотри внимательно. Попытайся увидеть то, что казалось бы невозможно увидеть. Пожалуйста.

Виктория после серии тщетных попыток увидеть то, чего не существовало, по ее мнению, сказала брату, что ему, наверное, почудилось и что надо идти домой, пока дождь не разыгрался. Он только фыркнул. И сказал:

– Прошу тебя, Виктория, посмотри еще разок в окно. Я уверен, ты увидишь.

Она покорно согласилась. Дождь разыгрался не на шутку. Капли хлестали зеленые листья берез, звонко вонзаясь в асфальт, словно стрелы, рассекая воздух. Ветер ревел, наклоняя березы к земле, которые трещали, как щепки.

– Я ничего не вижу. Я ухожу, потому что я уже вся промокла. Пошли.

– Нет! Смотри! Я не вру! Поверь же мне!

Она в последний раз бросила взгляд на окно, и в этот самый момент разразился оглушительный раскат грома, птицы взлетели ввысь, земля дрогнула, сверкнула кривая молния и Виктория увидела в свете серебристой вспышки две страшные и одинаковые маски безразличия. Черные волосы, ниспадающие на плечи, надменный и игривых взгляд красных глазищ, острые и тощие скулы, рот в убогой ухмылке и худые тела, закрытые черной мантией. Бледная кожа, покрытая шрамами и язвочками. Они были мерзки и ужасны – монстры, обитающие во мраке ночи.

Виктория закрыла рукой рот, чтобы не закричать от страха.

– Теперь ты мне веришь? – спросил Василий, взял Викторию за руку, и побежал под металлический козырек подъезда, потянув ее за собой.

– Да. Видела. Они точно не добрые духи.

Виктория смотрела сквозь кривой дождь в окна домов.

– Давно они за тобой следят?

– Наверное, пару недель.

– Почему сразу мне не сказал?

– Я был уверен, что они плод моего воображения. Но теперь, я знаю, они реальны, как наш мир и осязаемы, как воздух, которым мы дышим. – Он глубоко вдохнул свежий летний воздух. И выдохнул. – Что будем делать, Виктория?

– Если бы я знала, мой милый. Если бы я только знала. Мы замешаны в чужой войне. В войне между добром и злом. Но вот возникает один резонный вопрос: можно ли разделить добро и зло, когда каждая сторона несет смерть и разрушения?

– О чем ты таком говоришь, Вик?

– О том, что не существует добрых или злых людей, духов. – Она вложила в его руки письмо Клементины. – Все мы порочны, Василий. Просто одни погрязли в заплесневелом болоте порока по горло, а другие лишь по щиколотку.

– Спасибо, – сказал он, разрывая конверт мокрыми руками. – Вика, можешь быть уверена, твоя стопа не коснулась этого вонючего болота. Ты – непорочна.