Вилла Гутенбрунн

Когда они вошли в пустой дортуар, Соня обнаружила там Машеньку, ничком лежавшую на постели. Маша не плакала вслух, но спина и плечи её вздрагивали, и руки были холодны как лёд.

— Что такое? Захворала? — спросила Соня. Она попыталась заглянуть Маше в лицо, но та, сопротивляясь, ещё сильнее уткнулась в жёсткую подушку.

— Тётка берёт её из института, — печально ответила Лида. — Насовсем. Отправляет в болотную глушь, кажется, на хутор какой-то… Нянька утром прибегала навестить, вот рассказала.

Соня слушала, оцепенев. Печальную историю Маши Карнович знали все её подруги. У Маши умерли родители, из всей родни осталась лишь тётка: особа скупая, жесткая и эгоистичная. Её красавец-муж был на несколько лет моложе, и за него тётка могла благодарить гораздо более свои деньги, нежели привлекательность. Когда осиротела Маша, пришлось взять её в дом — с этой минуты тётка больше всего озаботилась как можно скорее убрать долой с глаз юную прелестную племянницу. Машу устроили в Смольный; все годы её никто не навещал, не приносил гостинцев, лишь старая нянюшка тайком от хозяйки приходила иногда к воспитаннице.

И вот сегодня утром няня, плача и причитая над Машей, поведала, что имение, доставшееся Маше от родителей, по словам тёти, разорено и продано с молотка. Так как Машенька была не казённой, а своекоштной воспитанницей Смольного, тётка отказалась платить за неё впредь, заявив, что это — пустое баловство. Маше со дня на день надлежит выйти из института. Брать обнищавшую родственницу к себе в дом тётка более не желает, поэтому Маша отправится на крошечный отдалённый хутор, принадлежавший её покойному деду. Хутор этот затерялся где-то под Архангельском, среди болот и лесов, и состоит из нескольких изб, сенных сараев да хлевов. Что за жизнь ожидает там Машу в лесной глуши, среди грубого крестьянского люда — Бог весть…

— Подожди, — Соня беспомощно тронула Машу за плечо. — Да разве она может тебя вот так?.. А что твоё имение, неужто ничего не осталось? Да погоди же…

— Велено уж вещи укладывать, — проговорила Лида. — Мадам нынче от Машиной тётки письмо получила, что та отправляет её.

— Подождите, — в Сониной голове всё не укладывалась эта весть. — Да ведь пропадёт она там, в глуши! Надо как-то придумать, обсудить…

Однако, глядя на совершенно убитых подруг, она поняла, что обсудить ничего не получится. Ах, кабы Диана была рядом! Но у княжны Алерциани ещё вчера сделалась лихорадка, и её отправили вниз, в институтский лазарет. Кто же остаётся?

Соня подумала об мадам фон Пален: они с Машиной тётей были давние знакомые, да ещё, благодаря тёткиному мужу, приходились друг другу дальней роднёй. Правда, Маша Карнович не была у мадам в любимицах, но Сонечке казалось, что инспектриса искренне поддержала их желание продолжать учиться, стать умными образованными женщинами. Пожалуй, она вмешается, чем-то поможет. Соня кинулась к дверям покоев инспектрисы, громко постучала, и услышав: «Entrez!», вбежала в комнату. Мадам фон Пален, как всегда прямая и строгая, сидела за столом и что-то писала. Не умея скрыть волнения и страха, Соня едва не упала перед ней на колени.

— Maman! O, maman! — воскликнула она. — Сжальтесь над Машенькой, пощадите её, умоляю!

Когда мадам фон Пален выслушала до конца, она долго молчала и барабанила ухоженными пальчиками по столу, затем отложила бумаги и встала.

— Увы, дитя моё. Я понимаю, как ты радеешь за подругу, но помочь не смогу. Я и правда хорошо знакома с тётушкой Марии; мы с ней были даже и дружны, однако последние годы общаемся холодно. Не знаю, за что она меня невзлюбила, но вступись я сейчас, так ещё хуже станет: она из одного только упрямства на своём настоит. Она особа характерная, уж мне ли не знать.

Сонины глаза застилали слёзы. Пропала Маша, совсем пропала! Мадам же, казалось, размышляла о чём-то. Испытующе взглянув Соне в глаза, она произнесла:

— А если кто сможет помочь, так это наш милый Сергей Павлович! Человек он умнейший, наверняка что-то посоветует. Ты вот что: скажи Маше, пусть с ним наедине поговорит, всё ему расскажет подробно — он как раз сегодня в классе естествознания допоздна экспонаты разбирает. Только, Сонюшка, дитя моё, — прибавила мадам ласково, но твёрдо, — пусть никто больше в это дело не мешается. Незачем нам разговоры, только Маше хуже сделают, да и мне с её тёткой не с руки враждовать.

Ах, конечно же, Ладыженский! Как это им самим в голову не пришло! Соня поцеловала мадам руку и понеслась обратно к Машеньке.

* * *

— Что же это, Сонюшка? — спросила Лида, поглядев сперва на стенные часы, потом на подругу. — Да куда она подевалась?

Ещё час назад к ним зашла дортуарная дама, погасила свечи и приказала ложиться спать. На сообщение, что Маши Карнович нет в дортуаре и никто не знает, где она, дама осталась безучастной — сухо повторила наказ укладываться и вышла.

— Не может быть, чтобы они не знали… А вдруг она сбежала? Или тётка за ней приехала?

— А нам, как всегда, ничего не говорят, — прибавила Арина. — Пойду, попытаюсь разузнать…