Вилла мертвого доктора

— Я о вас слышал, — заявил Дэвис с места в карьер. — Вы тот русский следак, который в свое время утер нашим нос в деле об убийстве какого‑то «нового русского». Признавайтесь, было такое?

— Никому я нос не утирал, — парировал Олег, глядя в выцветшие голубые глаза Дэвиса и соображая, какого рода журналистский трюк его, Потемкина, ожидает. — Мы же, как вы понимаете, не спортом занимаемся…

— Ага… Да, конечно. Порядочность — во‑первых, и корпоративная солидарность — во‑вторых. К тому же у вас, у русских, как я слышал, вообще считается неправильным себя выставлять вперед. А у нас деловая этика, как вы уже наверняка заметили, совершенно другая. Иди вперед — хоть по трупам, но иди и будь первым. Как у вас там писали в газетах? Звериный оскал капитализма…

Ньют посмотрел на Потемкина испытующе. Но, увидев, что собеседник улыбается, заметно расслабился:

— Слава богу, у вас с чувством юмора все в порядке. Так что первый тест Дэвиса вы прошли успешно. У копов, знаете ли, с чувством юмора всегда нелады…

— А второй тест?

— Очень простой, но весьма значимый. Как вы отнесетесь к двойному бурбону в два часа дня?

— Три двойных бурбона! — сказал Потемкин подошедшему официанту.

— Вы кого‑то ждете?

— Я жду, Ньют, когда мы с вами поговорим…

— Черт! — Дэвис почесал в затылке. — У вас такой нью‑йоркский выговор, что я все время забываю, откуда вы. Никому, кроме русского, не придет в голову заказать для собеседника сразу два двойных. Но, поскольку вы так хорошо понимаете человеческую натуру, то спрашивайте. Я давно уже продал душу дьяволу… А вы, как официальный представитель закона, должны больше смахивать на доброго ангела. Итак, чем могу?

— Все, что вы знаете об убитом Фелпсе, о конгрессмене Рэдфорде и о других людях, так или иначе вовлеченных в этот круг медицинского бизнеса.

— Ну да, вы, значит, читали мой давний материал об этих замечательных людях?

— Нет, не читал пока.

— Ну прочтете. Хотя и прошло несколько лет, там достаточно фактов, над которыми внимательному человеку захочется задуматься. И о Рэдфорде, и о его дружках — как вы выразились «из медицинской сферы». Они очень разные, эти дружки. Честно вам скажу, когда я для себя открыл эту тему, то думал, что напал на журналистскую золотую жилу. Хотя то, о чем было написано и о чем я сейчас вам расскажу, — факты достаточно заметные, но это ведь, что называется, самый первый слой. Там копать не перекопать, на годы хватило бы.

И вот публикация состоялась. Шум, гам, звонки, меня со всех сторон поздравляют. Я, воодушевленный, продолжаю копать с удвоенной энергией… И вдруг… Наступает какая‑то странная тишина. Мне никто ничего не говорит, но меня просто перестают замечать. Нет, никакого бойкота — но и никакого интереса к делу, никаких вопросов. И вот я кладу на стол продолжение материала — подгадал, чтобы успеть в номер. Вместо этого шеф аккуратно откладывает материал в сторону.

— Ньют, — говорит он, аккуратно изучая собственные запонки. — Ньют, ты пока временно переключись снова на городскую тематику.

— А это? — чуть не кричу я в недоумении. — А Рэдфорд? А новый закон о лекарствах? Да вы знаете, что я там нарыл?

— Я уверен, что там много интересного, — говорит шеф с видом патологоанатома, завершившего вскрытие. — Но всему свое время, и сейчас ты нужнее в городских событиях. Кстати, о медицине — там намечается интересная конференция медиков, вот оттуда и готовь материал — ты же их специфику хорошо изучил…

Ньют Дэвис поглядел на Потемкина.

— Как вы догадываетесь, больше никто со мной о том материале не заговорил. Никогда. Как будто его и не было. И продолжение, естественно, опубликовано не было. Говорили, что люди от Рэдфорда вышли на издателя… Но до нашего издателя не так‑то просто дотянуться. Я имею в виду — изменить его точку зрения на что‑то. Итог — я так и не знаю, кто именно это сумел. Но сумели, и эффективно.

Дэвис допил первый бурбон и взялся за второй.

— Я обещаю вам, что без вашего разрешения ни слова… — начал было Потемкин, но Дэвис остановил его.

— Смотрите: почти все то, что я вам говорю, я при необходимости могу подтвердить документально. И, честно вам скажу, я на них зол. Они ведь даже не сделали попытки поговорить со мной, объясниться, опровергнуть что‑то… Ничего подобного. Мне просто заткнули рот — знают, что я в «Таймс» уже двадцать лет и деваться мне особенно некуда.

Я пытался предложить материал в другие издания — картина та же самая: ахи и охи в начале, а потом — тишина и пустота. Выкладывать в интернет? Становиться, как выражаются прогрессивные деятели, «на путь борьбы»? Мне лень. Да я и не борец. Я — ищейка, продажный писака. И вот, пожалуйста, пожинаю плоды этой благородной деятельности.

— Я могу включить магнитофон? — спросил Олег деловито.