Вильсон Мякинная голова

Колоссальное вулканическое изверженіе, подобное тому, которое нсколько лтъ тому назадъ уничтожило островъ Кракатоа, сопровождается землетрясеніями, бшенымъ натискомъ морскихъ волнъ и густыми тучами вулканическаго пепла. Совмстное дйствіе всего этого измняетъ окрестные пейзажи до неузнаваемости. Горы проваливаются, а прежнія долины превращаются въ горныя цпи; въ безводныхъ пустыняхъ появляются великолпныя озера, а зеленвшіе передъ тмъ луга становятся мертвыми пустынями. Пережитая Томомъ страшная катастрофа измнила подобнымъ же образомъ нравственные его пейзажи. Нкоторыя изъ прежнихъ его низинъ оказались поднятыми на высоту идеаловъ, а нкоторые изъ прежнихъ идеаловъ провалились въ глубокія лощины, гд обрушившіяся ихъ главы лежали теперь, покрытыя пепломъ и вретищемъ.

Въ теченіе нсколькихъ дней Томъ, пребывая въ глубокомъ раздумь, странствовалъ по самымъ одинокимъ мстамъ, стараясь вернуть себ прежній свой бодрый и самоувренный видъ. Это оказывалось для него теперь дломъ тяжелымъ и непривычнымъ. Встрчаясь съ кмъ-нибудь изъ пріятелей, онъ находилъ, что всего прочне укоренившіяся привычки утратились какимъ-то таинственнымъ образомъ. Вмсто того чтобъ инстинктивно протянуться для рукопожатія, рука его оставалась совершенно неподвижной. Негръ, таившійся въ Том, инстинктивно проявлялъ свое смиреніе, заставлявшее Тома краснть и конфузиться. Негръ этотъ изумлялся, когда блый пріятель самъ протягивалъ ему руку. Томъ убдился, что этотъ негръ машинально уступаетъ на тротуар дорогу блымъ нахаламъ и буянамъ. Драгоцннйшее изъ сокровищъ, о которыхъ позволяло себ мечтать его сердце, — кумиръ, предъ которымъ онъ втайн преклонялся, — Ровена, — пригласила его однажды къ себ въ гости. Таившійся въ немъ негръ отклонилъ это приглашеніе подъ какимъ-то неловкимъ предлогомъ, тогда какъ на самомъ дд онъ боялся очутиться въ обществ грозныхъ блыхъ господъ и бесдовать съ ними, какъ съ равными. Негръ этотъ то-и-дло роблъ и трепеталъ, боязливо осматривался кругомъ, воображая, что читаетъ на всхъ лицахъ, въ тон голосовъ и даже въ тлодвиженіяхъ подозрнія, способныя, чего добраго, повлечь за собою пагубнйшія для него разоблаченія. Поведеніе Тома стало до такой степени страннымъ и такъ рзко отличалось отъ прежней его манеры, что вс поневол должны были это замтить. Люди, мимо которыхъ онъ проходилъ, останавливались и глядли ему вслдъ. Онъ, въ свою очередь, не смотря на вс усилія не могъ удержаться отъ того, чтобы не оглянуться. Когда ему случалось уловить при этомъ на лицахъ изумленное выраженіе, онъ начиналъ чувствовать себя изъ рукъ вонъ дурно и какъ можно скоре скрывался изъ виду. Ему представлялось теперь будто за нимъ охотятся и самъ онъ начиналъ производить впечатлніе безпомощнаго звря, запуганнаго охотниками. При такихъ обстоятельствахъ Томъ сталъ уходить на вершины холмовъ и скитаться по самымъ пустыннымъ мстамъ. Онъ говорилъ себ самому, что на немъ тяготетъ проклятіе, обрушившееся на Хама.

Томъ боялся теперь являться въ столовую. Таившійся въ немъ негръ совстился сидть за однимъ столомъ съ блокожими, опасаясь въ то же время, чтобъ его какъ-нибудь не распознали. Судья Дрисколль спросилъ однажды Тома:

— Что это съ тобою сдлалось? У тебя такой же робкій видъ, какъ у негра!

Молодой человкъ почувствовалъ тоже самое, что долженъ чувствовать убійца, тщательно скрывшій свое преступленіе, когда судебный слдователь призываетъ его къ себ и говоритъ: «Ты это сдлалъ!» Томъ объяснилъ тогда, что ему нездоровится и вышелъ изъ за стола.

Заботы, ласки и ухаживанья почтенныхъ дамъ, считавшихъ себя его тетками, приводили бднягу въ такой ужасъ, что онъ всячески старался ихъ избгать.

Въ теченіе всего этого времени ненависть къ судь, считавшимся его дядей, непрестанно возростала въ сердц Тома. Онъ твердилъ себ, самому: «Судья блокожій, а я для него простона-просто вещь, — движимое имущество. Онъ можетъ меня продать точь въ точь также, какъ еслибъ я былъ дворовою его собакой».

Въ продолженіи почти цлой недли посл того, Томъ воображалъ, что въ его характер произошла радикальная перемна. На самомъ дл, однако, ему это представлялось лишь оттого, что онъ хорошенько не зналъ себя самого.

Нкоторые изъ прежнихъ воззрній Тома и въ самомъ дл совершенно и безповоротно, но перемнились главныя черты его характера сохранились, такъ какъ для нихъ немыслимо было никакое измненіе. Сравнительныя лишь немногія, хотя и весьма существенныя его особенности претерпли измненіе, которое съ теченіемъ времени общало при удобномъ случа проявить себя серьезными послдствіями. Вообще, подъ вліяніемъ сильнаго умственнаго и нравственнаго потрясенія, характеръ и привычки Тома въ первую минуту какъ будто стали совсмъ иными но, съ теченіемъ времени, когда буря улеглась, все пригнутое ею въ земл начало подниматься въ прежнее свое положеніе. Мало-по-малу къ Тому вернулась обычная его легкомысленная и безпечная развязность въ рчахъ и поступкахъ. Никто, изъ коротко знавшихъ Тома, не могъ бы усмотрть теперь ни малйшей разницы, между нимъ и прежнимъ слабохарактернымъ и безпечнымъ Томомъ.