— Ну, ладно, не будемъ никогда вспоминать про это. Прошедшаго вдь не вернешь, оно миновало и я постараюсь тебя простить. — Помолчавъ съ минутку она добавила грознымъ тономъ: — Смотри только не заставляй меня никогда вспоминать о прошломъ, а не то смю уврить, что теб придется объ этомъ пожалть!
Прощаясь съ Роксаной, Томъ спросилъ самымъ ласковымъ и убдительнымъ тономъ, какимъ только могъ располагать въ данную минуту:
— Мамаша, не можешь ли ты мн сказать, кто такой былъ мой отецъ?
Онъ думалъ привести Роксану этимъ вопросомъ въ нкоторое смущеніе, но опасенія его на этотъ счетъ оказались ошибочными. Роксана выпрямилась во весь ростъ, горделиво тряхнула головой и отвтила:
— Отчего мн теб это не сказать? Не вижу никакой причины, которая препятствовала бы этому! Теб нтъ ни малйшаго основанія стыдиться своего отца. Знай, душечка, что онъ былъ однимъ изъ самыхъ именитыхъ здшнихъ горожанъ и принадлежалъ къ такой же первостатейной старинной виргинской фамиліи, какъ Дрисколли и Говарды, которые такъ гордятся знатнымъ своимъ происхожденіемъ.
Лицо ея приняло еще боле величественное выраженіе собственнаго достоинства и она присовокупила горделивымъ тономъ:
— Помнишь ты полковника Сесиля Бурлега Эссекса, умершаго въ томъ же году, какъ и отецъ молодого твоего барина, Тома Дрисколля? Тогда еще масоны и прихожане разныхъ другихъ церквей шли вс вмст въ погребальной процессіи, такъ что похороны у него вышли самые что ни на есть неслыханно торжественныя. Это и былъ твой отецъ!
Подъ впечатлніемъ торжествующаго самодовольства, Роксана словно помолодла. Она держала себя съ такою граціей и съ такимъ величавымъ сознаніемъ собственнаго достоинства, которыя можно было бы признать царственными, если бы окружающая обстановка хоть сколько-нибудь съ ними согласовалась.
— Знай, что во всемъ город не найдется негра, который могъ бы равняться съ тобою благородствомъ происхожденія! — объяснила она. — Ну, теперь прощай! Можешь держать свою голову такъ высоко, какъ это теб нравится. Клянусь, ты имешь на это право!
ГЛАВА X
«Зачастую приходится слышать: „Жаль, что намъ всмъ рано или поздно придется умереть!“ Странная жалоба со стороны людей, которымъ всмъ приходилось жить!
«Когда ты сердишься, сосчитай до четырехъ, а если ужь очень разозлился, можешь выругаться».
Улегшись въ постель, Томъ отъ времени до времени внезапно просыпался. Первою мыслью его каждый разъ было: «Ахъ, какъ я радъ! Все это оказывается только дурнымъ сномъ!» Тотчасъ же затмъ, однако, онъ опять тяжело опускался съ глубокимъ вздохомъ на постель и бормоталъ вполголоса: «Я негръ! Этого еще, только мн недоставало! Какъ было бы хорошо, если бы я умеръ раньше, чмъ узналъ про свою несчастную участь».
Проснувшись на разсвт, Томъ опять пережилъ весь этотъ ужасъ, а потому ршился не предаваться боле такому измнническому сну. Взамнъ того онъ углубился въ думы достаточно таки грустнаго свойства. Темою для нихъ служили по преимуществу слдующія соображенія: «Чего ради понадобилось создавать такихъ неравноправныхъ людей, какъ негры и блые? Какое преступленіе совершилъ неродившійся еще первый негръ и чего ради легло уже на него при самомъ появленіи на свтъ клеймо позора? Чего ради понадобилось установить такое страшное различіе въ общественномъ положеніи между блыми и черными людьми?.. Какой тяжелой кажется мн сегодня утромъ участь негровъ, а между тмъ до прошлаго вечера подобная мысль никогда не приходила вдь мн въ голову».
Онъ вздыхалъ и стоналъ такимъ образомъ въ продолженіе часа или боле, пока «Чемберсъ» не вошелъ смиренно къ нему въ спальню доложить, что завтракъ будетъ сейчасъ уже готовъ. «Томъ» покраснлъ до ушей видя, какъ раболпно подходитъ къ нему, негру, этотъ молодой блый аристократъ, противозаконно именующій его своимъ бариномъ. Онъ грубо отослалъ Чемберса прочь, заявивъ:
— Убирайся вонъ!
По уход невольника, Томъ проворчалъ сквозь зубы:
— Бдняга этотъ не сдлалъ мн ничего дурного, но теперь онъ для меня хуже всякаго бревна на глазу. Я знаю вдь, что онъ настоящій Дрисколль, тогда какъ я, я… Ахъ, какъ было бы хорошо если бы я умеръ тутъ же на мст!