— Я вамъ сейчасъ объясню, можетъ ли быть у меня такое желаніе и въ какой степени оно серьезно. Вы позволяете себ обзывать меня самыми что ни на есть мерзостными словами въ то время, какъ я прихожу сюда къ вамъ, любящая, кроткая и смиренная, высказываю вамъ свое удовольствіе по поводу того, что вы изъ отрока сдлались такимъ красивымъ, виднымъ молодымъ мужчиной… Я вамъ напоминаю, что выкормила васъ собственною грудью, ухаживала за вами, когда вы были больнымъ и слабымъ ребенкомъ и была для васъ единственной настоящей матерью, а затмъ прошу, чтобы вы дали мн, бдной старух-негритянк, какой-нибудь несчастный долларъ на пропитаніе. Въ отвтъ на это вы обзываете меня бранными словами. Какой же награды отъ меня заслуживаете вы посл этого? Самое большее, что я для васъ могу сдлать, сударь, это предоставить вамъ теперь же единственный, общанный мною благопріятный для васъ случай. Можете воспользоваться имъ или нтъ по вашему собственному усмотрнію. На размышленіе вамъ предоставляется ровнехонько полсекунды.
Томъ опустился на колни и принялся просить прощенья:
— Роксана, вы видите, что я на колняхъ прошу у васъ извиненія и длаю это совершенно искренно! Теперь, дорогая моя Рокси, разскажите мн все, что вамъ удалось узнать?
Наслдница двухсотлтнихъ обидъ и оскорбленій, остававшихся все время не отомщенными, глядла на Тома съ высоты своего величія и, казалось, пила теперь полною чашей наслажденіе удовлетворенной мести. Помолчавъ съ минутку, она сказала:
— Богатый и знатный блый джентльмэнъ стоитъ на колняхъ передъ презрнной, обнищавшею негритянкой! Мн страсть какъ хотлось хотя разъ въ жизни увидть такую картину! Теперь, архангелъ Гавріилъ, можешь раскрыть передо мною врата рая! Я готова умереть сію же минуту… Встаньте!
Томъ поднялся съ колнъ и смиренно проговорилъ:
— Теперь, Рокси, не наказывай меня больше. Признаюсь, что я заслужилъ наказаніе, но будь такъ добра и удовлетворись тмъ, что я на колняхъ просилъ у тебя прощенія. Не ходи къ дяд, а разскажи мн самому все, что теб извстно. Я охотно заплачу теб пять долларовъ.
— Я въ этомъ вполн уврена и знаю, что вы на этомъ не остановитесь. Но всетаки здсь я вамъ ничего не стану разсказывать…
— Праведный Боже, что же это такое?
— Боитесь вы Заколдованнаго дома?
— Н… нтъ, — отвчаетъ Томъ.
— Тогда, значитъ, приходите сегодня вечеромъ часовъ въ десять или одиннадцать въ Заколдованный домъ. Крыльцо тамъ обвалилось, но вы найдете приставную лсенку, по которой можете вскарабкаться во мн въ гости. Я живу теперь въ Заколдованномъ дом, такъ какъ не могу пока обзавестись никакимъ другимъ гнздышкомъ.
Роксана снова направилась въ дверямъ, но остановилась и сказала:
— Давайте же мн вашъ долларъ!
Поглядвъ на банковый билетъ, переданный ей Томомъ, она добавила:
— Гм… почти такая же бумажонка, какъ т, что выпускалъ лопнувшій теперь банкъ!
Дойдя уже до порога, она опять остановилась и спросила:
— Водка у васъ есть?
— Немножко найдется.
— Сбгайте за нею!
Онъ поспшно побжалъ наверхъ въ свою комнату и вернулся оттуда съ бутылкою, изъ которой было отпито всего лишь около трети. Откупоривъ бутылку, Рокси хлебнула изъ нея изрядный глоточекъ, посл чего глаза ея просіяли отъ удовольствія. Спрятавъ бутылку у себя подъ шалью, она объявила:
— Водка эта очень хороша! Я беру ее съ собою.
Томъ смиренно растворилъ двери и Роксана вышла изъ нихъ, съ суровой величественной осанкой, которой могъ бы позавидовать любой гренадеръ.
ГЛАВА IX
«Почему именно люди радуются на родинахъ и скорбятъ на похоронахъ? — Потому что въ обоихъ случаяхъ дло идетъ не о нихъ самихъ».
«Человкъ, настроенный пессимистически, можетъ отыскать въ чемъ угодно дурную сторону. Одинъ почтенный человкъ, желая найти во что бы то ни стало какую-либо погршность въ доставленномъ ему каменномъ угл, жаловался, что на доисторическихъ деревьяхъ, изъ которыхъ образовался этотъ уголь, прыгали въ допотопныя времена слишкомъ уже мерзкія жабы.
По уход Роксаны Томъ бросился на диванъ, охвативъ обими руками голову, и оперся локтями на колни. Отъ сильнаго прилива крови у него стучало въ вискахъ. Машинально раскачиваясь взадъ и впередъ, онъ стовалъ вполголоса: