Вина

Чиндигарх одновременно столица двух штатов — Харьяны и Пенджаба. Эти северные штаты считаются в Индии сравнительно зажиточными. Здесь развитое сельское хозяйство. Проезжая по дорогам, мы впервые видели на полях тракторы и другие сельхозмашины. Крестьяне применяют севообороты, вносят в землю удобрения, высевают сортовые семена. Встретили мы здесь и сорта твердой пшеницы, выведенные в нашей стране.

Особенное впечатление производят пенджабцы — высокие красивые люди, о которых в Индии говорят, что они умеют хорошо работать, хорошо воевать и хорошо веселиться. Наш шофер оказался пенджабцем и всю дорогу рассказывал о своих родных местах.

Край действительно богатый, здесь растет все. Как говорят у нас, посадишь оглоблю — вырастет тарантас.

— Но земли мало, — жалуется шофер-пенджабец. — Семья живет в деревне, а мне приходится работать в городе. Почти двадцать лет прослужил в армии — тоже шофером. Дома бывал в отпусках и наездами. Дети росли без меня. Скоро дослужу до пенсии и вернусь домой.

На голове шофера голубой тюрбан, густая черная борода аккуратно расчесана и повязана сеткой. Он знает десятка два русских слов. Молчит-молчит и вдруг сыпанет, как горох из мешка: «давай-давай», «карашо», «водка», «здравствуй», «барахло»…

В городе Чиндигархе он знает каждую улицу и охотно берет на себя обязанности гида. Начинаем с великолепной магистрали, где разбит прекрасный парк. По берегу водохранилища сидят с удочками рыбаки. Я бросаюсь к ним как к родным братьям, спрашиваю про улов. Оказывается, результаты те же, что и у рыбаков на Москве-реке. Главное — процесс, а не рыба.

Город насчитывает свыше 400 тысяч жителей, его строительство началось сразу после получения Индией независимости. Осматриваем правительственные учреждения — они сооружены по проектам Корбюзье. В здании парламента можно разглядеть очертания пирамиды Хеопса и гигантского восточного кувшина, сосуда еще более древнего, чем египетская пирамида. Каждый волен по-своему расценивать и понимать эти символы, но великому архитектору не откажешь в глубоком содержании, которое он вложил в свое творение.

Чиндигарх необыкновенно чистый и, конечно, зеленый. Жилые кварталы состоят в основном из небольших двух- и трехэтажных домов и вилл. Это производит впечатление небольшого и очень уютного городка. Несмотря на почти полумиллионное население, размеры скрадывает свободная и, на мой взгляд, в высшей мере рациональная планировка. Здесь много воздуха, простора и в то же время хозяйского расчета. Эти качества я заметил во многих современных городах Индии, в том числе и в новых жилых кварталах Дели, Бангалора, Майсора. Нет европейской скученности и угнетающего диктата бетона, стекла и металла. Судя по свободной застройке, земля здесь, наверное, не столь дорога, как в Европе. И все же меня удивляет, как можно при такой перенаселенности строить малоэтажные дома.

В который раз ловлю себя на мысли, что, видимо, я чего-то не понимаю, подходя к здешним проблемам с нашими мерками. Не могу постичь, как это голодные, падающие от истощения рыбаки могут ловить в океане или реке рыбу и не употреблять ее в пищу, а вывозить свои уловы на поля как удобрение. Не могу постичь, почему бедняк должен всю жизнь копить деньги на свадьбу дочери или сына, залезть в тяжкие долги и потом до конца своих дней выплачивать их, но обязательно сыграть свадьбу такую, чтобы роскошь подарков затмила все вокруг.

— Выдать дочь замуж, — жалуется шофер-пенджабец, — настоящее разорение для семьи. Свадьба обходится до двадцати, а то и более тысяч рупий.

Меня поражает эта сумма. Ведь средний заработок рабочего 300—400 рупий в месяц. Сезонники могут зарабатывать только до 3—4 рупии в день. Представляете, сколько надо работать человеку, чтобы в два дня прогулять эти сбереженные по крохам средства!

— Зачем же это делать? — говорю шоферу.

Он пожимает плечами, снисходительно улыбается и смотрит на меня, как глядят на неведомо что говорящих людей. Мне уже не раз объясняли: «Обычаи, традиции, религия…» Знаю, но постичь не могу.

Но есть в Индии и такое, что мне понятно. Люди, особенно бедные, живут в удивительном согласии и гармонии с природой. Они ее часть и ничем не выделяются из нее. Не видно, что это цари природы, как любили у нас повторять… Проезжая по дорогам Индии, не раз видел такие сцены. На зеленых лужайках сидят люди. Между ними расхаживают птицы: вороны, горлицы и еще какие-то птахи. Если люди едят, то птицы настороженно замирают в ожидании, что им обязательно бросят оставшееся. И им бросают — кожуру банана или апельсина, огрызок яблока или какого-нибудь овоща. Или вот: человек у обочины дороги сдирает шкуру с убитой или умершей буйволицы, а рядом сидят десятка два грифов и спокойно ждут…

Грифов в Индии много, но они меньше тех, каких мне довелось видеть у нас. Вообще мне показалось, что птицы здесь заметно меньше наших: вороны худые, длинные, как веретено, голуби небольшие и тоже поджарые, будто их высушило злое южное солнце. Скот тоже мельче, суше. Если человеку живется плохо, то домашним животным еще хуже, уж это так.