Но то, о чем я говорю сейчас, и в жизни и в литературе было потом, через годы и десятилетия от войны. А о том, что детям нельзя быть на ней, я понял раньше, когда вместе с ними умирал от удушья в обрушившемся блиндаже. Только перед прорывом нашей обороны, которая проходила по окраине рабочего поселка, где мы жили, немцы бомбили и обстреливали нас из тяжелых минометов-«скрипунов» в течение нескольких часов подряд. В поселке уже почти нечему было гореть, но что-то находилось и горело. Многие блиндажи и подвалы, где мы прятались вместе с ранеными красноармейцами (здоровые были где-то впереди), разбило, и нас некому было откапывать и спасать. В нашем полуразрушенном блиндаже творилось страшное. Посинев от истошного крика, с пеной у рта металась двухлетняя Люся, и мать не могла удержать эту кроху в руках. Рядом на бесконечной ноте ныл Вадик, а когда огненный удар — близкий взрыв встряхивал блиндаж и всех валил на землю, он так взвизгивал и кричал, как не могут кричать люди.
В блиндаже стоял непрерывный плач и стон, потому что всем казалось: подходят последние минуты, которые уже оборвали муки всех соседей с нашей улицы.
В грохоте взрывов и наших стенаниях вдруг наступила пауза, и мой младший брат Сергей сквозь всхлипы протянул: «Где же наш па-а-а-па, где-е-е…» Мать подняла над головою сжатые кулаки и истошно закричала: «Пропади он пропадом, твой папка. Пропади! Раз допустил нашу погибель здесь…»
Отец в это время воевал на Кавказе.
В той, теперь уже далекой, войне были и другие потрясения, которые не изгладились из моей памяти до сих пор. Но эти — главные. Они заставили меня вести счет земным ценностям по-другому.
Сейчас, спустя десятилетия, я всматриваюсь в свою войну и вижу, что постигал ее в несколько этапов. Хорошо помню, что последние книги «Хождения по мукам» и «Тихого Дона» дочитывал уже в первый год войны и, конечно, не мог не сравнивать прочитанное мною с тем, что творилось вокруг.
Фронт стоял за Ростовом, но в Сталинграде было много не только госпиталей, но и военных частей, уже побывавших в боях. Во дворе нашего дома стояла авточасть, которая возила в Ростов военные грузы. Шоферы возвращались из поездок усталые и мрачные, рассказывали всякие «страхи».
И все же эти рассказы очевидцев, книги и фильмы, какие я читал и видел, были не про то, что предстояло пережить. В Сталинград пришла другая война, и я не мог в ней узнать ничего из того, что уже знал. Угадывать пережитое я смог, только когда стал читать про войну Ю. Бондарева, В. Астафьева, К. Воробьева, Г. Бакланова, Г. Богомолова и В. Быкова…
Помню, дочитывая астафьевскую повесть «Пастух и пастушка», я содрогнулся от правды смерти главного героя в санитарном поезде. У него ничего не болело. Он отвернулся к стенке вагона и умер. Я знал, что на войне люди гибнут не только от пуль, осколков, умирают от тяжелых ранений, но и от пережитого.
После одной жесточайшей бомбежки, которая сменялась артиллерийским и минометным огнем, мы, все обитатели подвала, собравшиеся здесь из разбитых блиндажей, вылезли наружу, «подышать». Не вышла лишь молодая, крепкая ростовчанка из эвакуированных. Она умерла, как тот астафьевский лейтенант, прижавшись к стене…
Когда я читал богомоловского «Ивана», а потом смотрел «Иваново детство» (на мой взгляд, два разных, но равноценных художественных произведения), я уже знал, что детям нельзя быть на войне. Знал я и другое: их она губит первыми. И не только физически. Если они выживают, они живут с тяжелыми ранами в душе.
Сколько после войны я встречал таких детей. Сколько было их, потерявшихся на войне. Дети Ленинграда, Сталинграда, Минска, Киева… С обожженными душами до сих пор ищут своих родных. У них уже свои дети и внуки, а они пишут и пишут письма во все инстанции: в милицию, детские дома, где воспитывались, в горисполкомы, райисполкомы, сельские Советы тех городов и поселков, где их впервые обнаружили.
Получаю до сих пор письма и я, потому что еще журналистом занимался розыском родителей и родных потерявшихся в войну детей. В конце шестидесятых годов жил на Урале, где особенно много было эвакуированных из западных районов нашей страны. Позже на основе этих поисков опубликовал рассказы «Дети войны». В них трудные и трагические истории поисков уже выросшими «детьми войны» родных и близких.
Война не щадила и тех подростков, кто, как и богомоловский Иван, с оружием в руках сражались с врагами. Я знаю случаи, когда вернувшиеся с войны мои сверстники так и не нашли себя в мирной жизни.
Среди этих историй есть и очень печальные. Вот одна из них.