Вина

«Давно собиралась Вам написать о том страшном, что случилось в нашей жизни, да все никак в себя не приду. 1 Мая 1976 года, в день всенародной радости и ликования, на нашу семью обрушилась все та же проклятая, недобитая война. В соседнем дворе, куда, сопровождая товарища с больной ногой, зашел мой сын, взорвалась граната. Ее нашел один подросток, принес во двор и решил разобрать…

Погибли трое, оказавшиеся близко. В том числе и наш Сережа. Ему было шестнадцать лет, Боре — семнадцать, Мише — восемнадцать.

Как видите, Владимир Николаевич, для мальчишек Сталинграда война еще гремит. Сколько их, бедных, погибло от неуемного ребячьего любопытства, от желания прикоснуться к нашему героическому прошлому, о котором мы твердим им с пеленок и которому они завидуют.

…Когда я смогла собрать свои мысли после этого кошмара, мне стало стыдно перед детьми — мы не смогли их уберечь, успокоились, что когда-то победили. А на поверку оказалось, что война окончилась только для нас, взрослых…

Я  п р о ш у  В а с, продолжите книгу о сталинградских мальчишках, они стоят того, чтобы продлить их короткие жизни в книгах, стихах, песнях. Здесь ведь они гибнут ежегодно и до сих пор!

Гибель сына зачеркнула все мои заслуги в прошлой войне… Я чувствую только свою вину… Что-то мы не сделали, и, может быть, от этого победа наша была неполной… если мы и теперь еще теряем детей своих от ее смертоносных остатков.

Поэтому я сейчас не могу выполнить Вашу просьбу — написать о «моей войне». Она меня убила в 1976 году вместе с сыном, одной гранатой. Лучше бы меня одну! А им бы жить, как мы этого хотели в сорок пятом. Пишите.

Ваша Саввина

20.9.1977 г.»

Ответить ей сразу не мог. Война пришла и в мой дом. Я заканчивал повесть о мальчишках Сталинграда сорок второго и сорок третьего годов и думал, что война осталась там далеко, в моей юности, а она ворвалась с этим страшным письмом Веры Михайловны в осень семьдесят седьмого и заморозила все.

Просьбу Веры Михайловны и тысяч других матерей и отцов продлить в книгах короткие жизни мальчишек, погибших от «смертоносных остатков войны», выполнил Петр Проскурин в своем последнем романе «Порог любви», в котором он описал мученическую смерть своего младшего брата, разряжавшего снаряд… В современной литературе о войне мне не доводилось встречать такой потрясающей силы страниц о последних мгновеньях жизни юного существа и вселенском горе матери.

И опять тот же случай. Писатель смог вернуться к самому страшному и, может быть, к самому больному в своей войне только через сорок лет. Художник написал об этом событии такими просветленными и в то же время литыми словами, что они поднялись высоко над многими страницами хорошей военной беллетристики. Читаешь эти строки и ловишь себя на мысли, что ты подошел к той черте, где искусство сливается с жизнью.

3