«Кое-что ты найдешь в этой тетради, — продолжал он. — В ней записаны дорогие мне мысли. Они попали сюда в последние десять лет, когда я почувствовал, что подошел к грустному рубежу в своей жизни. Но прошу тебя, мой друг, воспринимай их критически. Даже проверенные временем истины не могут быть абсолютными. Они всего лишь м о м е н т, м г н о в е н и е, — жирно подчеркнул оба слова, — в которые мы сосредоточиваем наше внимание, чтобы понять истину, а дальше уже следует другая. И ее фиксирует новый момент, новое мгновение, а за ними опять движение к неопознанному и другая ускользающая истина…
В этой вечной и неостановимой смене одного другим — суть и высший смысл жизни. В нем же, возможно, и само предназначение человека и смысл его существования, которые еще никто не определил с убедившей всех достоверностью. В этом вечном стремлении низшего к высшему — та нерасторжимая связь человека с миром, какая бывает только у ребенка со своей матерью, когда его рождение поделило их надвое, но еще не порваны незримые нити единого, проросшего из одного семени жизни.
Сегодня, дорогой Антон, я напомню тебе одну из самых простых и, может быть, самую дорогую мне истину: «Если ты хочешь хоть чуть-чуть сделать мир лучше, если надеешься подсобить жизни, начинай с самого себя. Зло, несправедливость, подлость, предательство, жестокость и другие проклятья, отравляющие жизнь, — в нас самих».
Иван Иванович дописал последнюю фразу и в изнеможении закрыл глаза. Боль снова, будто сорвавшись с привязи, бросилась терзать тело, однако мозг его работал четко. Больше того, боль будто промыла его голову и обострила мысль. Ему сейчас виделось и думалось легко, словно он поднялся на гору.
Он лежал с закрытыми глазами и изо всех сил держался за свои выстраданные мысли. Как сделать, чтобы Антон понял его, какими словами достучаться до его сердца?
Вспомнилось изречение какого-то мудреца-максималиста: «Все великие и нужные людям истины уже давно сказаны. Но так как их никто не слушает, эти истины необходимо повторять и повторять». Можно было только позавидовать уверенности мудреца, но была ли в его совете истинная мудрость? Молодые не любят назиданий и как черт от ладана шарахаются от них.
А кто любит, когда его поучают? Мудрецы прошлого знали это. Обо всем, что хотел сказать Иван Иванович внуку, сказал лучше Декарт. И без назидания. Иванов знал, что это высказывание есть в его книге, и стал листать ее. Найти его было не так просто. Иван Иванович несколько раз прерывал поиск, закрывал глаза и отдыхал. Он посетовал, что так беспорядочно вел записи. Но, пролистывая их сейчас, был отблагодарен тем, что прочел и вспомнил столько интересных и мудрых мыслей и высказываний, и не стал сильно огорчаться, а принялся вновь листать тетрадь. И наконец нашел это изречение философа. Оно звучало так:
«Я взял себе за правило стараться одолевать не столько судьбу, сколько самого себя и изменять не столько мировой порядок, сколько свои собственные устремления».
Прочитав это, Иван Иванович вернулся к своей сегодняшней записи и приписал следующую фразу: «Смотри, Антоша, мои записи на этот счет». Сделал паузу, хотел приписать слова о том, что эти же мысли Антон может найти у многих мудрецов, начиная от Аристотеля и кончая нашими современниками, и что они есть и в этой его книге, но в палате появилась медсестра. Сегодня дежурила другая сестра — Таня. Мило улыбнувшись, она взяла из рук Иванова тетрадь.
— Вам, Иван Иванович, нельзя этим увлекаться.