Вина

Однако с Ивановым в этом лагере случилось самое страшное из того, что могло случиться. Он заболел тифом. Чувствовал, что дизентерия его пошла на убыль (в лагере стали кормить раз в сутки баландой), но тут же понял, что заболевает другой болезнью. Гнал от себя мысль, что это тиф. Тиф после дизентерии — верная смерть, а он не мог согласиться, что умрет в девятнадцать лет, после того, как дважды уже одолел смерть.

Не мог он исчезнуть навсегда, обязательно выживет в третий раз. Значит, у него не тиф, не тиф!

Зачем-то он остался в живых, когда их отряд напоролся на румынский обоз.

А потом, когда гнали колонну, он тоже чуть не погиб.

Тогда, к концу второго дня, Иванов начал выбиваться из сил. Из середины колонны перемещался все дальше и дальше в конец и вдруг обнаружил себя в страшном последнем ряду, где за два дня пути столько погибло людей… Там, где он сейчас оказался, проходит невидимая полоса, отделяющая живых от мертвых. Иван испугался и рванулся вперед в серую толпу.

За колонной метрах в двадцати брели два автоматчика с овчарками на поводке. Как только человек выбивался из колонны, на него спускалась собака. Она была натаскана так, как тренируют своих собак чабаны овечьих отар. Отбившуюся овцу собака гонит в стадо. Здесь овчарка гнала человека в колонну. Если же у него не было сил и он падал, в него равнодушно стреляли автоматчики.

И вот Иванов в страхе рванулся вперед, в колышущуюся серую массу из грязных, промокших на спинах гимнастерок, но земля вдруг стала уходить из-под ног и переворачиваться. Упал, стал подниматься, однако земля опять поплыла из-под него, встала почти ребром, и он заскользил по ней. Подняться сил уже не было, хотя он судорожно сделал еще одну попытку встать. Смог лишь повернуть голову туда, где шли автоматчики с собаками. Они остановились метрах в десяти от него. Сквозь кровавый туман Иванов увидел, как рвется с поводка собака, а немец, направив на него автомат, раскрывает беззвучно рот. Только потом, когда его голова ткнулась в пыльную дорогу, до него донесся крик немца:

— Ауфштейн! Шиссен!

Это был страшный крик, который он слышал вчера и сегодня, за ним гремели выстрелы, и тело его уже сжалось в ожидании.

Крик почему-то повторяется. Ноги и руки Иванова, как во сне, скребут землю, но они не могут поднять обессилевшее тело. «Все! — проносится в затуманенном мозгу. — Сейчас, сейчас прогремит выстрел и спущенная собака начнет рвать тело».

И вдруг Иванов чувствует, как его кто-то подхватывает под руки и быстро тащит вперед. Он еле успевает перебирать ногами. Горячий шепот у самого уха возвращает его к жизни.

— Ты что же, Иванов? Что? Держись… — хрипит задохнувшийся голос.

Иван Иванович видит черную небритую щеку и красный, воспаленный глаз политрука Богомаза. С этим человеком они столкнулись еще в житомирском лагере и дали слово держаться друг друга. А он, Иванов, как-то отбился в этой колонне от Богомаза. И вот теперь сквозь колышущийся туман проступает лицо Богомаза. Иванова уже не держат под руки. Ноги, будто попав в тот невидимый ритм колонны, в котором он прожил эти два дня, преодолели мертвую точку и вдруг пошли. Для этого его нужно было поднять на ноги, и он пошел, как часы-ходики в их доме. Стоило тронуть их маятник, как они начинали стучать, но тут же замедляли ход и останавливались. Наверное, и с ним сейчас случится то же.

Однако в его организме что-то произошло, туман стал исчезать, и он уже ясно видел пред собою колышущуюся стену спин. Повернул голову, там, где кончалась колонна, падал за тучу раскаленный диск солнца.

Теперь он уже понимал, что дотянет до ночлега. С заходом солнца колонну остановят и будет шесть-семь часов отдыха…

Однако Иванов знал и другое. Завтрашний день он уже не продержится. В голове его удивительная ясность, словно ее промыли родниковой водой. У него один выход — бежать. Надежды почти никакой, но надо пробовать — другого шанса нет. Чтобы побег удался, нужно многое…

Надо держаться в середине колонны. Отсюда, не привлекая внимания охранников, легче наблюдать за местностью вокруг дороги. Это первое.

Второе. Перед побегом надо быть крайним в ряду и тут уже поменьше оглядываться и смотреть по сторонам, чтобы не вызвать подозрения охранников.

Третье. К дороге близко должны подступать кустарники, высокий подсолнечник или заросли кукурузы.

Четвертое. В этом месте должен быть поворот дороги, и тебе необходимо оказаться на внешней стороне изгиба колонны.

И последнее. В этом удобном для побега месте не должно быть немецкой засады.

В первый день в таких местах гитлеровцы устроили несколько засад. Бежавших пленных выгоняли из зарослей и расстреливали на глазах у всей колонны. Вчера утром повторилось то же самое — двух красноармейцев выгнали из подсолнечника и расстреляли прямо на дороге. Ивану даже показалось, что они выбежали из колонны, чтобы сорвать подсолнухи, но из зарослей поднялись два охранника и, повернув несчастных назад, полоснули по ним из автоматов.