— Одной благодарностью не отделаетесь, дорогой Иван Иванович, — улыбнулся доктор. — Когда схлынет горячка, заходите в ординаторскую. Во-первых, в наказание за ваш анархизм получите книжицы, а во-вторых, если у меня будет просвет, то продолжим с вами беседу. Но на другую тему. Скажем, о вашей родной энергетике, в которую сейчас уперся научно-технический прогресс.
23
Палата была пуста. Все смотрели многосерийный фильм по телевизору, и Иван Иванович, воспользовавшись теперь уже нечастым одиночеством, решил сделать запись в амбарную книгу. С тех пор как его перевели в общую палату, он не брал ее в руки и сейчас с какой-то непонятной опаской потянулся к тетради. Что он скажет Антону после откровения Юрия Николаевича? Его и сейчас сотрясала та нервная дрожь, которая вошла в него там, во дворе больницы, когда он узнал о несчастных детях. Как можно думать о чем-то, когда знаешь, что на земле есть такая беда? Одного этого несчастья хватит, чтобы люди забыли все ссоры и обиды и объединились против этого чудовищного зла.
Иван Иванович держал в руках амбарную книгу и терялся, какой будет его запись. Запишет ли он взволновавшие его мысли при встречах с Семерниным, сыном и доктором, или это будет очередное письмо Антону?
«Есть одна истина, не подлежащая сомнению, — это необходимость быть справедливым», — выхватывали его глаза строки из амбарной книги.
«Только три вещи могут определить превосходство одного человека над другим: талант, знание и сильный характер. Однако эти добродетели очень редко дружат».
«Из всех человеческих пороков самый смешной — высокомерие, самый гнусный — лицемерие и самый глупый — скупость».
Иван Иванович улыбнулся. Делать такие записи мог, в сущности, молодой человек. Значит, еще десять лет назад он не был стариком.
Захлопнул тетрадь и не раздеваясь прилег на койку. Несовершенство мира — это уже забота других, а ему справиться бы со своими проблемами. Если во вторник (скорее в среду!) его выпишут, он тут же берет отпуск. До конца недели они с Антоном соберутся, а в субботу рано утром Михаил покатит их в Ивановку. Его охватывало радостное волнение, и он стал успокаивать себя: «Не суетись. Надо сделать все возможное, а остальное предоставить судьбе». Кто же так говорил? Ах да, Богомаз… Как же он забыл? Видно, слишком долго живет на этом свете.
— Сделать все возможное, а остальное предоставить судьбе, — произнес он вслух, будто ощупывая каждое слово. И ощутил, что все они были крепкими, упругими, недаром их когда-то произносил мужественный человек, знающий цену себе и другим. Почему ему вспомнилась эта мудрость сейчас? Ведь если разобраться, вся его жизнь шла по этой формуле. Это он, мудрый Богомаз, научил его делать все, что в твоих силах, и не суетиться. Жизнь быстротечна, а все же когда сейчас Иван Иванович вспоминал то время, он видел, что было это давно.
И Богомаз, и капитан Суров, который почти два месяца выводил их из окружения, но так и не вывел и погиб первым, и комэск Лукашев, и Павлик Папин, и все друзья и товарищи по летному училищу, и многие-многие с той войны жили вместе с ним давно, в какой-то другой жизни. Они не взяли его с собою, отпустили в эту жизнь, и она оказалась не такая уж малая… А теперь еще и этот подарок судьбы — поездка в родные места с внуком.
Нет, не стоит гневить судьбу, не стоит, уговаривал себя Иван Иванович, и в нем постепенно улеглось то волнение, с которым он вошел в палату. Он сделал все, что мог, удержался на краю пропасти, а сейчас медленно отодвигается от нее. Спасибо доброй душе Юрию Николаевичу, сестрице Люсе, всем, кто спасал его здесь, он еще повоюет…
С этим чувством душевного спокойствия и благодарности Иван Иванович прожил все четыре дня своей больничной жизни, и была в тех днях не только успокоенность, но и настоящая радость. Он пережил ее, когда к нему приезжали Антон и Маша. Они почти два часа гуляли по скверу, сидели в тени деревьев и говорили, говорили…
С Машей он говорил о домашних делах, а с Антоном — о поездке в Ивановку. И это были действительно счастливые часы, потому что Иван Иванович понимал, что он уже вырвался из-под больничного пресса и вернулся в свою домашнюю, привычную жизнь, хотя и оставалось ему еще пробыть здесь две ночи и один день (он все высчитал по часам), а утром в среду, в десять, подъедет на машине Михаил и они отправятся домой, а там его будут ждать Антон с бабушкой.
С Антоном ни о чем другом нельзя было говорить, кроме предстоящей поездки, он засыпал деда вопросами, и тот далеко не на все мог ответить. Внук спросил:
— А почему люди, которые вернулись с войны, не стали спасать Ивановку?
— Как не стали? — не понял дед вопроса.