Винляндия

Ибо если верить слуху, разлетевшемуся по всему кино-сообществу, для расследования злоупотреблений наркотиками в кинопроизводстве собирается федеральное большое жюри. Внезапный чудовищный всплеск смывов из бачков поставил под угрозу напор воды в городской системе, и над Голливудом расползся громадный цветок холодного воздуха — иные побежали более или менее одновременно открывать дверцы холодильников, отчего и возникла эта гигантская гряда тумана, в которой потоки транспорта даже ползать боялись, а пешеходы то и дело втыкались в бока различных зданий. Эктор предполагал, что проводятся параллели ещё с 51-м, когда в город заехал КААД[136], и последовали годы чёрных списков и долгих матчей по духовной «Монополии». Но не насрать ли ему? Тогда коммунисты, теперь торчки, а завтра, кто знает, может, пидары, что с того, фугас-то один, нет? Кто выглядит, как нормальный американец, а сам ведёт тайную жизнь, того всегда неплохо чпокнуть, если не слишком оживлённо станет, — легко и экономично, это же Вводный курс Поддержания Правопорядка. Но почему именно сейчас? Какое отношение это имеет к Бирку Вонду, который, как и он сам, бегает сейчас по Винляндии? и ко всем прочим чудным флюидам в воздухе в последнее время, типа даже не-возрожденцы на работу приходят с такими крестиками, с красными христосными значками, на лацканах, да и длинные очереди гражданского населения в оружейных лавках, и в ломбардах, а по трассам сплошь военное перемещение, Эктор такого и не помнил, фары средь бела дня горят, войска в полной боевой выкладке, и этот престранный миг как-то ночью часа в 3:00 — 4:00 утра, прямо посреди просмотра Шона Коннери в «Истории Дж. Гордона Лидди», когда экран перед ним вдруг опустел, стал ярким и колючим, а затем он услышал голоса — жёсткие, плоские, с эхом.

— Но у нас же вообще-то нет пока приказов, — сказал кто-то.

— Это мелочь, — другой голос со знакомыми усталыми зазубринами, служебный такой, — вроде получения ордера на обыск. — На экране возник какой-то англ о в камуфляже, примерно ровесник Эктора, сидя за конторским столом у бледно-зелёной стены под лампой дневного света. Всё время глядя вбок, за камеру.

— А зовут меня — что мне сказать, только имя и звание?

— Никаких имён, — порекомендовал второй.

Человеку вручили два сколотых вместе листка бумаги, и он прочёл их в камеру.

— Как командующий силами обороны штата в данном секторе, в соответствии с Президентским ДРНБ[137] № 52 от 6 апреля 1984 года с внесёнными поправками, я уполномочен — что? — Он вздрогнул, снова откинулся на спинку, в некоторой ажитации потянулся к выдвижному ящику, который застрял — или был заперт. На этом фильм вернулся на экран и продолжался уже без дальнейших военных вмешательств.

Во всём сквозила некая жуть, которую Эктор узнал, совсем как перед большой наркооблавой, да, но гораздо сильнее похоже на те недели, что бежали к Заливу Свиней в 61-м. Собрался ли Рейган наконец вторгнуться в Никарагуа, прищучить одним махом сразу весь внутренний фронт, готов ли обрабатывать публику десятками тысяч, интернируя всех в лагеря, вооружить местные «Силы Обороны», уволить всех из Армии, после чего всех назначить помощниками шерифа и так обойти Акт о запрете использования вооружённых сил для поддержания правопорядка? Копии этих чрезвычайных планов ходили по рукам всё лето, невелика тайна. Эктору классическая отработка была известна, дополнительные рецепторы выставлены и жужжат, собираются признаки, вдруг перекрываются каналы, переговоры скрэмблируются и глушатся, неполадки с телефонами, в вестибюлях лица предупреждают вас, что вы их не знаете. А возможно ли, что наконец сбываются какие-то дебильные учения по национальной безопасности? Как если б Ящик внезапно перестал показывать картинки, а вместо них объявил:

— Отныне и впредь, я слежу за вами.