Винный гид покупателя

К сожалению, этот непьющий коллекционер продолжает скупать вина в невообразимых количествах, но не ради вложения денег, и явно не для того, чтобы пить его. Местные виноторговцы говорят, что такой тип встречается нередко. Для этих людей коллекционирование вина подобно коллекционированию хрусталя, произ-ведений искусства, скульптуры или фарфора — того, чем можно хвастаться, но никогда, никогда не использовать.

Куда более хвастливым и показным является увлечение коллекционера-«плевальщика», «процветающего» благодаря огромным дегустациям, где можно «продегустировать» 50, 60, иногда даже 70 или 80 урожаев великих вин, часто из одного и того же шато. Сюда приглашают (естественно, бесплатно) именитых представителей прессы, пишущей о винах, в надежде, что это событие будет освещено в The New York Times или в Los Angeles Times и имя коллекционера будет признано и почитаемо в мире вина. Этим коллекционерам-«плевалыцикам» нравится якшаться со знаменитыми владельцами виноделен и рассказывать друзьям: «О, на прошлой неделе я был на дегустации Chateau Lafite-Rothschild и попробовал все их вина от 1870 до 1987 года. Жаль, что тебя там не было». Признаюсь, я участвовал в нескольких подобных мероприятиях и, пытаясь понять их смысл, наконец осознал, что их главная цель — удовлетворение непомерного «эго» спонсора, а часто и «эго» самого шато.

Я ничего не имею против академических дегустаций, на которых присутствуют только серьезные ценители вина и где дегустируют не больше 20–30 вин (обычно молодых), поскольку это разумное количество, с которым обычно могут справиться и новички, и знатоки. Но дегустировать по 60 или более вин редких и значительных урожаев в ходе восьми или двенадцатичасового марафона — это слишком. Проще говоря, большую часть величайших, редчайших и самых дорогих в мире вин просто выплевывают. Я не встречал ни одного дегустатора вин, который бы оставался трезвым, даже если он проглатывал только самые великие вина. Уверяю вас, выплевывая Mouton-Rothschild 1929 или 1945 года, испытываешь только сожаление.

Воспоминания об этих мероприятиях долго преследовали меня. Я до сих пор помню одну дегустацию, проводившуюся в очень известном ресторане Лос-Анджелеса, где были откупорены несколько потрясающих бутылок одного из величайших поместий Франции. Многие из них были восхитительны. Однако, вне зависимости от того, было ли это божественное вино 1961 года или пышное, роскошное вино 1947 года, на лицах примерно 40 гостей, каждый из которых заплатил по несколько тысяч долларов за участие в этой дегустации, я не увидел ни улыбки, ни выражения энтузиазма или радости. Для них было все едино: что 50 бутылок величайших вин Франции самых великих урожаев, что 50 пузырьков средства от несварения желудка Pepto-Bismol.

Я помню и другой дегустационный марафон, проводившийся во Франции одним из известнейших коллекционеров-«плевальщиков» Европы, который длился целый день и ббльшую часть ночи. Здесь были представлены более 90 легендарных вин, и где-то в середине дня я был вполне уверен, что вокруг не было ни одного трезвого человека, кроме владельца и нанятого им персонала. Думаю, к тому времени, когда был подан магнум (1,5 л) Mouton-Rothschild 1929 года (одного из величайших вин столетия), среди гостей не осталось ни одного человека, включая меня, кто был бы способен отличить кларет (красное бордо) от божоле.

Посещая такие дегустации, я также заметил, что многие коллекционеры-«плевальщики» даже не знали, что вино отдавало пробкой (впитало запах заплесневелого буфета и было испорченным) или когда вино в бутылке было окисленным и не подлежало употреблению, что подтверждает старую пословицу: «Хороший вкус не всегда можно купить». Конечно, многие из этих дегустаций проводятся для прессы, чтобы потешить самолюбие хозяина. Но слишком часто они подрывают основной принцип: «Вино — это напиток наслаждения», и именно об этом я сожалею больше всего.

Цель третьего типа коллекционеров, коллекционеров-инвесторов, — возможность с выгодой перепродать вино. В конце концов, большая часть этих вин возвращается на рынок и значительная их часть попадает в руки серьезных ценителей, которые потом смогут разделить их со своими супругами или добрыми друзьями. Конечно, им часто приходится дорого платить за такую привилегию, но вино — не единственный продукт, становящийся жертвой таких манипуляций. Мне ненавистна сама мысль, что вино рассматривается прежде всего как способ вложения денег, однако цены на лучшие мировые вина действительно заметно возрастают, и было бы глупо игнорировать тот факт, что все больше и больше дальновидных инвесторов рассматривают вино в качестве возможности получения прибыли.

Неприемлемые методы