Я провела в винной лавке полтора часа и прилично упарилась, попеременно консультируясь с менеджером, строча сообщения Моргану и проверяя в интернете отзывы по каждой бутылке, вписывавшейся в мой бюджет. Поведясь на рекомендации Моргана, я остановилась на Луи Латур Кортон-Шарлемань 1990 года – белом вине почти одного со мной возраста. Морган предостерег, что у данного варианта есть приличный шанс оказаться недостаточно хорошим. Оно обошлось мне в 275 долларов. Как по мне, так истинное сокровище.
* * *
Несколько часов спустя я прибыла на гала-ужин, прижимая к груди свою бутылку, словно ценный груз. Я обогнула черные внедорожники, припаркованные в два ряда у тротуара, и поднялась по истертым ступеням Метрополитан-павильон – малопривлекательного заведения, обычно арендуемого для распродажи выставочных образцов и свадебных ярмарок. Не сказала бы, что кто-то особенно постарался его оживить и приукрасить. Белые стены были покрыты огромными, от пола до потолка, фотографиями бургундских виноградников. Изюминкой вечера явно должны были стать вина, а не декор интерьера.
На входе какой-то тип в костюме предложил мне помощь в регистрации вина, и я неохотно передала ему бутылку.
– Я сегодня весь день с одиннадцати утра ходил по художественным галереям, – сказал мужчина, стоявший за мной в очереди в гардеробе.
– Я не могу ходить по галереям трезвым, – ответил его приятель.
– Видишь ли, – возразил первый, – если я прихожу нетрезвым, то говорю: «Мне нравится здесь все. Забираю. Пакуйте».
Четыре сотни гостей на гала-ужине были распределены между столиками, носившими имя какого-нибудь из виноградников. Гости категории «гран-крю» – влиятельные персоны, известные коллекционеры или знаменитые виноделы – располагались за столиками гран-крю. Моя карточка нашлась среди таких имен, как Джей Макинерни и Нил Деграсс Тайсон, оба усаженные за столик Романе-Конти.
Я заняла свое место и представилась женщине справа, Сюзанне, блондинке лет сорока с небольшим, пришедшей с мужем на их шестой по счету La Paulée. Слева сидел Лоран – французский винодел, тоже попавший за наш столик. Он, как и я, присутствовал на La Paulée впервые.
В зале приглушили свет, на сцену поднялся Дэниел Джонс и представил сомелье, которым предстояло нас обслуживать. Когда он дошел до имен Раджата Парра, Патрика Каппьелло и Ларри Стоуна – трех знаменитых представителей этой профессии, – люди вокруг восторженно ахнули.
– Боже мой, – прошептала Сюзанна, счастливо улыбаясь своему мужу.
Дэниел передал микрофон смешливому виноделу, и тот предложил выпить за «оглушительную интоксикацию».
– Это все, чего я желаю вам сегодня вечером! – произнес он, поднимая свой бокал.
В ответ мы подняли свои. Только в этот момент до меня дошло, что мы в помещении без окон. «Удачный расчет», – подумалось мне.
– В одиннадцать начнется вакханалия, – с видом знатока прошептала Сюзанна.
Пока еще было восемь, но уже воцарился хаос. Сомелье наливали вино из бутылок размером с крепкого двухлетнего ребенка. Труппа корпулентных французов с белыми усами в одинаковых пажеских беретах и с большими бокалами красного вина сменила Дэниела на сцене. Они громко распевали Ban Bourguignon – бургундскую версию застольной песни, сопровождаемую незамысловатым танцем. Подними правую руку вверх и покрути, подними левую руку вверх и покрути, повторяй, периодически поднося правую руку с бокалом ко рту.
Люди явно пришли сюда не ради еды. И все же я взглянула на меню. Шесть известных шеф-поваров, шесть смен блюд, начиная с
Как только армия сомелье начала свое шествие, шесть выстроившихся передо мной бокалов стали быстро наполняться. Согласно моим записям, первым я попробовала Жозеф Друэн Кло де Муш Премье-Крю 1988 года. Кислотность выше среднего, нотки красной малины и влажной земли.