Вино с нотками смерти

— Давайте к делу, — прервал спор Герман Игнатьевич. — Рады вашему участию, Ольга Михайловна и Эрнест Аркадьевич, — он вынул часы из кармашка жилетки. — На моих сейчас четверть шестого. Прошу без четверти шесть вернуться сюда со списком блюд.

Как ни хотелось прогуляться по Парижу, все честно разбрелись по галерее выполнять задание шефа. Ровно через полчаса перед Германом Игнатьевичем положили несколько листков бумаги.

— Давайте посмотрим, что у нас получилось. — Он хмыкал, перебирал листочки, что-то отмечал карандашом. — Ваня Жуков, ты какой молодец! Осетр пойдет!

— А я как подумал-то, — объяснил свой выбор юный работник кухни, — зазря что ли я лед ему с каждой станции таскал. Надо использовать! Опять же, как вспомню вашего, Герман Игнатьевич, осетра по-царски… Эх, прям слюнки текут! И смотрится он у вас на столе шибко солидно! Господам французам нос утереть!

Все удивились длинной речи обычно молчаливого Ванятки, но его патриотический порыв поняли. Выбор и правда был хорош: мало того, что осетр действительно смотрелся на столе отлично, обладал великолепным вкусом, так еще и не водилось никаких осетров в речке Сене — значит, блюдо не просто изысканное, но для французов вполне деликатесное.

Подойдя к огромному стеклянному коробу, в котором возлежала на льду почти двухметровая рыбина, Герман удостоверился, что осетр вполне свеж и три дня продержится. Сей холодильник был новшеством, которым ресторан снабдили в Москве, дабы не рыскать по Парижу в поисках необходимого. В стеклянный короб следовало регулярно класть лед, который давал не просто холод — вкупе со специальным ионизатором, тот выдавал холодный пар, сохранявший продукт в свежести особенно долгий срок. Осетра изначально хотели подавать государю в поезде, но из-за большого размера решили оставить до нормальной ресторанной кухни. А государь в плане рыбы прекрасно обошелся навагою, стерлядкой и судаком.

— Осетра вашего можно вполне засунуть в электропечь, прибывшую с моим грузом, — откашлявшись, предложил Эрнест Аркадьевич.

— Воспользуемся, — кивнул Герман Игнатьевич и продолжил просмотр своих пометок. — Хороша идея с поросенком, фаршированным гречкой и грибами. Гречки не знают за пределами нашего Российского государства, а уж с поросенком пойдет совсем хорошо. Простите, Ольга Михайловна, но ваш списочек не годится вовсе. Сэндвичи с огурцом и сыром пармезан хороши для подачи в Великой Британии, да и то, боюсь, не в качестве plats de résistance. Опять же, помидор с моцареллой и листиками базилика… Посему двинемся дальше. Неплохой вариант — гусь, фаршированный яблоками и черносливом с моченой брусникой. Все в наличии есть. Отлично!

— Для экономии времени предлагаю еще с вечера поставить поросенка готовиться в медленноварку, — опять встрял Эрнест Аркадьевич.

Кое-кто вспомнил, как недавно весь Петербург смеялся над этим, с позволения сказать, изобретением. В каждой русской избе такая «медленноварка» стоит. И называется она — русская печь. Ставит в нее хозяйка с утра или вечера горшок, и томится в нем еда, сколько нужно, и не остывает.

— Хм, а ведь у нас тут с вами русской печки нет, — заметил Герман Игнатьевич. — Положим поросенка в вашу медленноварку, Эрнест Аркадьевич. Времени мало, да и людей тоже. Не будем забывать, друзья мои, что часть наших работников помогают французским поварам готовить для государя-императора, несколько человек готовят для посетителей выставки. Основные силы бросим на осетра. Поросенка засунем с вечера в медленноварку… Не посохнет он там, Эрнест Аркадьевич, как мыслите?

— Не должен. У меня там специальное управление. Все отрегулирую в лучшем виде!

— Так, гуся в новую печь, которая нагревает магнитными волнами. Господин Попов переделал ее из своей радиостанции, хотя, по слухам, и сам не понимал, как она работает. Ваня, пока проверь все продукты, будь добр. Количество согласно рецептуре я тебе напишу.

Накануне первого тура ресторанной гонки, казалось, все шло как по маслу. Продукты Герман Игнатьевич проинспектировал, удостоверившись в их наличии и свежести. Однако, когда шеф-повар сел в четыре часа по полудню попить чаю, на кухню ворвался Ваня с криками:

— Порось пропал! Порось пропал!

— Как пропал? — Герман Игнатьевич аккуратно поставил чашку на блюдце и нахмурился. — Только ж пару часов назад в клетке сидел.

— Я и говорю — пропал порось наш! А мы одного порося привезли, — Ваня чуть не плакал, вытирая рукавом потный лоб. — Я везде искал, всех пораспрашивал. Французы, правда, по-нашему не изъясняются, но я им похрюкал — они поняли, Герман Игнатьевич. Не видали! Пропал порось!

— Так, Ваня, успокойся. Зови сюда, кто тут у нас сегодня есть.

Выяснилось, что к клетке с поросенком никто не подходил и близко. После инспекции продуктов она стояла в закутке, где лишенный солнечного света коротал время осетр в своем холодильнике. Осетр был на месте, поросенок сгинул.