Виноватые

– Ну разве что он убьёт нас неспециально! – подытожил Дарий.

После этой сентенции, выданной сыном с уморительным выражением лица, Леся начала смеяться. Беззвучно.

– У тебя истерика! – констатировала Алёна Дмитриевна, глядя на подругу. – Знаешь, чем лечили и лечат истерику? Сексом!

– Жорычу нужен секс, – резюмировала Даша. – Он у нас истеричка. Так няня говорит.

Всеволод Алексеевич вытянул готовую остекленеть Леську из номера. Совместно с Алёной они доволокли подругу до ресторана, усадили в кресло и заказали ей успокоительное. Абсент. Спустя полчаса Олеся Александровна хохотала и несла девические глупости. Спустя ещё час друзья съездили с подругой в Севастополь – прикупить той снаряжения и приличествующей походу в горы одежды.

Леся отправилась с инструктором в горы, ни словом не перемолвившись с законным супругом. Этого ей просто не позволили Северный и Соловецкая.

– Ну, одну сплавили за сто километров. Другого нагрузили детьми. Им обоим – я уже не говорю о детях – это пойдёт на пользу. А теперь, дорогая, увы и ах, ты немного посозерцай море с городского Балаклавского бетонного пляжика в одиночестве.

– Я с тобой!

– Ни в коем случае.

Северный не повысил голоса, но в его тоне прозвучал такой металл, что Алёна решила не спорить. Сейчас. Хотя записала себе во внутренний молескин: «При случае – отомстить! Повести с ним себя так же! Чтоб знал!»

Северный и так знал, что месть Алёны наверняка будет страшна, что она обидчива, как дитя, и так же зловредна, что ему долго придётся вымаливать прощение и за себя, и за всех «тех парней», что он всегда и во всём будет виноват, даже в том, что бережёт любимую женщину от ненужных ей отрицательных эмоций. Всё знал и ко всему был готов. Хотя то, как Алёна глянула на него, больно полоснуло его по… по эго? К чёрту эго. По сердцу? Сердце – всего лишь четырёхкамерная мышца, – двигатель. По нему нельзя полоснуть взглядом.

– Извини, – тихо сказал Всеволод Алексеевич и, поцеловав Алёну в макушку, не оглядываясь пошёл прочь.

Она передёрнула плечами, нервно стряхнув с себя и его, и его поцелуй. И не посмотрела ему вслед.

Глава десятая

Маргарита Павловна расстроилась меньше, чем следовало бы ожидать.

– Вы теперь от меня съедете, Всеволод Алексеевич? – спросила она тихо под аккомпанемент Светкиных завываний. Северный собрал всех, кто был вчера на банкете и присутствовал сегодня в гостевом доме, в банкетном зале.

– Почему я должен съезжать? Я привык к своей мансарде. И где я найду такой хороший сервис, как у вас?

– Мало кому захочется жить там, где произошло… где был убит человек.

– В таком случае нам всем придётся искать другую планету, Маргарита Павловна. – Помолчав, Северный добавил: – Вы мужественная женщина. Я сочувствую вашему горю. Примите мои соболезнования.

Маргарита Павловна молча кивнула.

Они со Всеволодом Алексеевичем сидели в гостиной квартиры Маргариты Павловны.

– Курите, Всеволод Алексеевич.

– Да я, в общем-то, вполне могу потерпеть.

– Курите, курите. Мне надо выговориться. А вам, я заметила, удобнее слушать, когда вы курите.

– И думать.

Маргарита Павловна встала, подошла к бару, достала пепельницу, поставила её перед Северным.

– Вам кажется, что я не слишком-то и переживаю? – ровно спросила она у своего постояльца.

– Ну что вы! – Северный прикурил сигарету и глубоко затянулся. – Я уже давным-давно не выношу оценочных суждений на предмет человеческих психоэмоциональных реакций, моя дорогая Маргарита Павловна. Это та область, где слишком высока вероятность ошибки.

Выпустив дым, он помахал рукой, развеивая его в сторону раскрытого окна.

– Не люблю кондиционеры. Что-то в них есть… неживое.

Маргарита Павловна глубоко вздохнула, сделала несколько шагов по гостиной и снова присела в кресло.

– У меня отец курил. Курил мой отчим. И маленького Пашку, паршивца, я не раз заставала за курением. Я даже люблю дым. – Хозяйка гостевого дома печально улыбнулась, недолго помолчала и продолжила: – Я, Всеволод Алексеевич, все слёзы выплакала в детстве. У меня был щенок Кубик. Вы не торопитесь?

– Нет, Маргарита Павловна.

– Самый обыкновенный беспородный найдёныш. Кому нужна собака в послевоенное время, когда самим есть нечего?..

Маргарита Павловна сидела в кресле и рассказывала, рассказывала… Иногда это очень важно – просто спокойно рассказать то, что всю жизнь выжигает тебя изнутри. Спокойно рассказать тому, кто внимательно выслушает не перебивая, не вынося тех самых оценочных суждений, кому-то вроде бы постороннему, но умному и чуткому, внимательному.

За окнами потемнело.

– Вот, Всеволод Алексеевич, вся моя нехитрая жизнь. Шестьдесят пять лет вышли короче пары часов. Надеюсь, вам было не слишком скучно.

Говорить: «Ну что вы!» – глупо. Северный мягко посмотрел на Маргариту Павловну.

– Я не знаю, кому и зачем понадобилось убивать совершенно безвредного Василия Николаевича. Даже представить себе не могу. Надеюсь, Александр Иванович найдёт этого… этого сумасшедшего. Разговоров в нашем городишке хватит на годы…

– Почему «этого», Маргарита Павловна?

– Что?

– Вы сказали «этого сумасшедшего», а не «эту».