Полицейский потянул Дэниела за локоть, поторапливая на входе, и тот бегом одолел последние ступени, оказавшись в здании суда. Себастьяна привезли в суд в полицейском фургоне, и он уже ждал внизу, в камере наблюдения. Когда Дэниел вошел в камеру, мальчик сидел на бетонной скамье, покрытой синим пластиком. Он выглядел бледным. На нем был великоватый в плечах темно-синий костюм и галстук в полоску. В этом наряде он выглядел даже младше своих одиннадцати лет.
— Себ, как дела?
— Спасибо, хорошо, — ответил тот, отводя глаза.
— Отличный костюм.
— Папа велел надеть.
До начала судебного заседания оставался еще почти час, и Дэниелу было жаль Себастьяна, которому предстояло провести это время в пустой камере и просто ждать. Такое тяжело даже для взрослых. Накануне Себастьяну показали зал суда и объяснили процедуру, но на самом деле ничто не могло подготовить ребенка к тому, что его ожидало.
Дэниел сел на скамью рядом с мальчиком. Они оба смотрели прямо перед собой, на противоположную стену, разрисованную граффити: непристойности и молитвы бок о бок. Дэниел заметил вырезанную ножом в бетоне фразу: «Мама, я тебя люблю».
— Вы бегали сегодня утром? — спросил Себастьян.
— Да. А ты завтракал?
— Ага. — Себастьян вздохнул и отвернулся, потеряв интерес к предмету.
— Мне пора, — сказал Дэниел, вставая.
— Дэниел?..
— Да?
— Мне страшно.
— Все будет хорошо. Тебе показали, где ты будешь сидеть? Рядом со мной, как мы и договаривались. Выше нос.
Себастьян кивнул, и Дэниел постучал, чтобы его выпустили.
Когда дверь закрылась, Дэниел на секунду замер, приложив к ней ладонь, и пошел вверх по лестнице в зал суда.
Судья и адвокаты были в мантиях, но без париков, потому что считалось, что те пугают детей. Балкон для публики был почти весь заполнен журналистами, и Дэниел знал, что снаружи их осталось намного больше, просто всем не удалось попасть внутрь. По договоренности число допущенных журналистов ограничивалось десятью. Зал гудел в ожидании. Дэниел занял свое место, рядом должен был сесть Себастьян. Ирен Кларк и ее помощник, Марк Гиббонс, сидели впереди.
Двое полицейских ввели закусившего губу Себастьяна. Дэниел наклонился и ободряюще тронул его за плечо. Они были словно странное семейство в ожидании начала представления.
Мать и отец Себастьяна сидели позади них. Шарлотта была в хорошо скроенном костюме. Кеннет полностью откинулся на спинку стула, сложив руки на животе. Он постоянно поглядывал на часы, в то время как Шарлотта проверяла макияж в маленьком круглом зеркальце и подкрашивала губы. В секции для прессы стоял гомон, но все остальные молчали.
Дэниел услышал, как Себастьян сглотнул слюну.
Вошел судья. Дэниел подтолкнул Себастьяна под локоть, подсказывая встать. Присутствующие в суде поднялись и снова сели.
Присяжные прошли жеребьевку, отбор и присягу. Избранные, не стесняясь, пялились на Себастьяна с противоположной стороны зала. Они уже столько о нем прочитали, но теперь могли увидеть воочию и решить его судьбу.
Родители Бенджамена Стокса, Маделин и Пол, тоже были на балконе. Они сидели рядом, неподвижные и серьезные, не утешая друг друга и не глядя на Себастьяна. Переполненные горем, они ждали, когда начнется процесс.
Судья облокотился о кафедру и посмотрел поверх очков на балкон для публики.
— Хочу напомнить представителям прессы, что вплоть до особого распоряжения во всех репортажах из зала суда подзащитный, Себастьян Кролл, не может быть назван по имени.
Согласные в имени Себастьяна прозвучали в замершем зале словно оскорбление. Дэниел нахмурился.
Судья вдавил очки в переносицу и направил взгляд на мальчика:
— Себастьян, я не буду просить тебя встать, когда буду обращаться к тебе, как это обычно принято в суде. Кроме того, ты будешь находиться в самом зале суда рядом со своим солиситором и родителями, а не на скамье подсудимых. Многие судебные процедуры занимают долгое время и могут показаться тебе непонятными. Напоминаю, что, если тебе что-то будет непонятно, ты всегда можешь попросить своих адвокатов объяснить тебе это.
Себастьян взглянул на Дэниела, который тут же прикоснулся к его спине, подсказывая, что нужно смотреть на судью. Мальчику уже рассказывали, как вести себя в суде.
Встала Ирен Кларк, положив руку на бедро под мантией:
— Милорд, я хочу высказать возражение по процедуре…
Говоря на языке судопроизводства, с четким оксфордским произношением, она излучала непререкаемый авторитет.
Суд ждал, пока присяжные один за другим выйдут из зала: восемь мужчин и четыре женщины, двое молодых, остальные — среднего возраста. Дэниел наблюдал, как они уходят.
— Милорд, мы хотим затребовать приостановление производства по данному делу на том основании, что общественный резонанс, предшествовавший судебным слушаниям, причинил вред интересам моего клиента. Я представляю суду подборку газетных статей, демонстрирующих крайне эмоциональные выражения, в которых дело обсуждалось в прессе. Исчерпывающее освещение данного дела не могло не повлиять на присяжных.