Дедушка ещё раз пять повторил своё «ай-ай-ай», потом взял Виолетту за руку и медленно отвёл на кухню. Там он уселся на стул лицом к ней. Но, когда начал говорить, то смотрел не на неё, а куда-то мимо, в пустоту.
– Не стоит извиняться, детка. Просто я… так и не смог рассказать. Даже Монике, твоей матери, не говорил. Но ты у нас хитрюга! Как ты узнала имя?
– Нашла её часы. В саду. И там было написано «Луиза».
– А… этот сад… Ну что ж, меня это не удивляет. Она пропадала там днями и ночами. А вот я не имел права туда и нос показать: она говорила, что я только всё испорчу. Что «всё», я понятия не имел. А расспрашивать было бесполезно – она только огрызалась. Мне было шестнадцать, когда она… ну, в общем, она пропала.
Слова давались дедушке с трудом. Да он вообще был не мастер рассказывать истории. Но для этой и не требовалось пространных описаний, её можно было уложить в несколько слов, но видно было, что слова эти для дедушки были трудными и горькими, потому что рассказывали о тайне и о боли, которую он хранил всю жизнь.
Дедушка рассказал, что у него была младшая сестра, Луиза. Её трудно было назвать послушной или покладистой. Такую оторву ещё поискать! (Да-да, дедушка так и сказал – «оторву». И глаза его при этом заметно потеплели.) Луиза в основном была предоставлена сама себе, маме было не до них. Даже дома мама зачастую думала чём-то о своём. От детей она сильно уставала. Её утомляли детский крик, беготня, яркий свет – её утомляла сама жизнь. Настолько, что однажды она решила с этой жизнью расстаться.
И с матерью-то их существование было шатким, а без неё оно стало совсем разваливаться. Отец всё время был на работе, и у него не было ни времени, ни сил заниматься детьми. Да и Луиза всё меньше времени проводила дома: играла в саду, занималась собакой.
– Вашей собакой? Это был Сиплый?
– Точно, Сиплый! Лаял он – прям как курильщик кашлял.
И вот однажды Луиза не пришла домой. Поначалу все подумали, что она сбежала – это было бы очень на неё похоже. Да ещё вместе со своей собакой. Но она всё не возвращалась. И тогда все испугались, что случилось что-то плохое. Её искала полиция, горожане помогали. Но даже следов не нашли. Ничего. Никогда.
Оставаться в этом доме дедушка с отцом не захотели и переехали. Но это уже другая история… Воспоминания о матери и Луизе постепенно стёрлись из памяти, как лица на старых фотографиях. И дедушка больше никогда и никому об этом не рассказывал, как если бы хотел навсегда закрыть дверь для горя.
Виолетта слушала молча, но в голове у неё снова было не протолкнуться от разных мыслей. Что произошло во время Бури? Луиза в Саду погибла? Именно тогда Сиплый её покинул? Но ответов на эти вопросы у дедушки, к сожалению, быть не могло.
Дедушка поднялся и направился к выходу. У двери он остановился и сказал:
– Всё это давно быльём поросло. Не надо грустить. Но ты имеешь право знать. И мама тоже. Я принесу фотографии, и мы все вместе их посмотрим.
И, уже переступив порог, добавил:
– Не переживай из-за Бублика, детка. Мы его найдём. Обещаю!
– Спасибо, дедуля. Я знаю.
2
Котя
Виолетта пошла к себе в комнату. Котя спал, так что до возвращения мамы можно было заняться мурографиями, сделанными в Пирамиде, пока из головы не выветрился преподанный Книгой урок. Она разложила их на полу, встала и начала скользить взглядом от одного снимка к другому, обводя, как в каком-то парном танце, каждый птичий след. И в воображении стали рождаться картины.
История Затерянного сада из птичьих рассказов заметно отличалась от той, которую знала она. Птицы почти не упоминали о садовых жителях, садоловах, троллях, волках и подземных обитателях. Также обошли своим вниманием хижины, мосты и ухоженные грядки. Что же касается событий вроде Ярмарки Камешков и турнира по крокету, столь дорогих сердцам Крыжовника и других обитателей Сада, то им посвящалось буквально по две строчки – если сравнивать птичьи хроники с более привычной для нас формой записи.
Зато много внимания уделялось другим событиям. Самые важные из них – это рассказы о Буре. Подобно легенде о Всемирном потопе, которую можно найти в мифологии каждого народа, в истории каждого вида птиц были свидетельства о мрачных периодах страха и опустошения.
Для парящих высоко в небе орлов и стрижей это были разрушительные порывы ветра, ледяные воздушные потоки, внезапная турбулентность и гигантские грозовые облака, которые порой обрушивали весь накопившийся гнев на Сад.
Совы, зелёные дятлы, попугаи, славки и другие лесные птицы, живущие в кронах деревьев, рассказывали о пожарах, уничтоживших леса, о дыме, в котором задыхались птенцы, о том, как трещали почерневшие деревья, среди которых никто не мог выжить.
Озёрные и луговые птицы – цапли, журавли и кулики-шилоклювки – повествовали о наводнениях: о затопленных равнинах, об обрушивавшихся на сушу гигантских волнах, сметавших всё без разбору – как хищников, так и их добычу.