Виражи судьбы, или Встреча в Америке

Именно тогда я остановилась и при свете каким-то чудом уцелевшего одинокого уличного фонаря написала то, что потом мама должна была отдать Косте, если тот вздумает искать меня, в чем я не сомневалась. Нет, больше мы никогда не будем вместе, это решено.

* * *

Лена встретила меня с распростертыми объятиями. Мы дружили с ней чуть ли не с пеленок: кажется, мамы вместе возили нас в детских колясочках. В школе сидели за одной партой с первого по десятый, и дороги наши разошлись только после того, как я с мамой уехала жить в Саратов, а она переехала в Ершов. Впрочем, нельзя сказать, что они так уж и разошлись: мы переписывались, довольно часто виделись на каникулах, наведываясь друг к другу в гости. Иногда я встречала ее и в университете: Лена заочно училась на психологическом и приезжала в Саратов на время сессии.

Лена — это целое море обаяния и веснушек, которые, как она ни старается, всегда высыпают в огромном количестве. Наверное, она не красавица, но у нее прекрасные карие глаза, густые каштановые кудри, фигура пышечки и легкий характер. Стоит взглянуть на Лену хоть один раз, и сразу становится понятно, что это замечательный человек. У нее много друзей и приятелей, в том числе и парней, но никто из них не торопится предлагать ей верность и преданность на всю жизнь. Не знаю, так ли это, но на моей памяти ни один еще не признавался ей в любви. Хотя, впрочем, я могу этого и не знать: Лена, несмотря на свой бесхитростный вид, как я сильно подозреваю, прячет-таки скелетики в шкафу.

Сколько бы я ее ни видела, всегда застаю в одном и том же положении: в роли милого, в меру смешного, доброго и веселого рака-отшельника, как это ни парадоксально, может быть, звучит. Уютную «раковину» она снимает, что позволяет ей жить свободной от надоевшей родительской опеки. Всю свою сознательную жизнь Лена только и делает, что помогает другим решать их проблемы. У нее же самой их или вообще нет, что, конечно, совершенно невероятно, или есть, но она решает их сама, не загружая других. А может быть, и не обращает на них особого внимания, не замечает их. Нет? А как же тогда объяснить то, что, вот уже несколько лет работая в брачном агентстве, устроив судьбы не одного десятка человек, она не делает никаких шагов в том же направлении для себя лично?

Как бы то ни было, с Леной можно было поговорить о чем угодно: подобно барону Мюнгхаузену, она считала, что выход есть из любой ситуации. Даже той, которая кажется безвыходной. Правда, в отличие от барона Лена не врет, почти. Если и привирает слегка, то только в интересах клиента, как сама объясняет.

Мне кажется, что Лена — психолог от Бога. Обычно, если рассказываешь кому-нибудь о своих проблемах, становится хоть чуть-чуть, но совестно: все-таки не покидает ощущение, что навешиваешь чужие проблемы на человека, у которого и своих-то, наверное, хоть отбавляй. Честно говоря, так было у меня даже с Костей. Я сто раз жалела о том, что как-то дала волю своим чувствам, сказала, что боюсь нашего с ним будущего: вдруг оно получится не таким, как мы хотим? Помнится, тогда был чудесный вечер на Волге, горел костер, и Костя одну за другой пел мне песни о любви, совсем не такие, как та, которую он споет на выпускном… Впрочем, я, кажется, отвлеклась. О чем это я? Ах, да, о том, что Лене можно было открывать всю душу, не чувствуя себя при этом бессовестной, настолько по-доброму она относится к людям. Редкий дар, я считаю. Побольше бы таких, как она, и мир стал бы лучше и светлее.

Вот почему я позвонила подруге домой и на ее радостное «конечно, приезжай поскорее» явилась к ней с чемоданом.

* * *

— Итак, он тебя бросил, — заключила Лена, неторопливо помешивая ложечкой чай.

Мы сидели в ее уютной кухоньке с клетчатыми занавесками на окнах и пили чай с пирогом. Впрочем, в тот момент я, кажется, глотала чай и слезы в равных пропорциях, тогда как Лена — вот счастливая! — довольствовалась одним чаем.

— Нет, что ты, — возразила я, — это же я его бросила. Ведь я ушла с вечера, я написала ему эту записку. И не забывай, пожалуйста, что это именно я скрылась в неизвестном направлении, то есть для тебя, конечно, в известном, но для него-то нет.

— Все чушь, — уверенно заявила Лена. — Тебе только кажется. Ну, как ты не понимаешь? Он шел на выпускной, а у него в мыслях уже сидело то, что все так и закончится.

— Не может быть, — сказала я. Все-таки на этот раз подруга перегибала палку.

Но Лена, величественно, будто за ее спиной стояли сейчас Фрейд, Юнг, Леви, Карнеги и прочие светила, с успехом разбирающие по косточкам человеческую душу, если у нее вообще есть косточки, поднявшись и опершись обеими руками о стол, произнесла, не теряя ни капли своей убежденности:

— Наверняка ты дала ему повод для ревности.