Виргиния

В ответ она взглянула на него с явным неодобрением:

– А вы сами? На вас же, хм... почти ничего нет! А штаны...– она отвернулась.

– Я вижу, вы мало знакомы с индейской одеждой,– сказал он.– Она шьется особым образом...– внезапно Ланс нахмурился, остро ощутив всю неловкость своего положения.

С пристани раздался хохот толстого надсмотрщика. Разгневанный Ланс направился было к нему, но тот, скатившись с груды мешков, шмыгнул за борт баржи. Теперь засмеялись негры, на этот раз над испугом своего начальника.

Голова Ланса, окончательно прояснившаяся лишь несколько минут назад, разболелась от стыда и обиды. Он снова взглянул на девушку.

– Мне очень жаль,– сказала она.– Я... я... видите ли, я слишком долго была в Лондоне. И никогда не видела индейской одежды ни на ком, кроме самих индейцев, Я была груба, простите...

Ее искреннее раскаяние лишь усилило его смущение, а тут еще подоспел спутник девушки вместе с Пео и еще двумя молодыми людьми. Пео вел в поводу лошадей, к седлу одной из которых был приторочен едва ли не целый стог соломы...

– Вот, возьмите свой плащ,– сказала Истер.

Он отказался принять его назад и, храня гордое выражение лица, как и подобает индейцу, решительно направился к лошадям, дав себе слово не оборачиваться. Жестом он приказал Пео, страшно довольному тем, что с его хозяином все в порядке, вскочить в седло.

Приблизившись, Ланс достал нож и столь резко рубанул им по стягивавшим сено веревкам, что сталь, соскочив, едва не поранила лошадь. Затем, не сказав ни слова, он взлетел в седло, вонзил шпоры в бока бедного животного и вихрем понесся вперед.

Какое-то время Пео даже и не пытался догнать его, и Ланс продолжал скакать во весь опор, храня зловещее молчание.

Внезапно он придержал лошадь и перешел на шаг.

– Они спрашивали тебя, кто я такой? – осведомился юноша.

– Нет, сэр. Мы полагали, что жеребец раскроил вам череп. Я...– начал Пео, но Ланс прервал его.

– Значит, она не знает моего имени. Я рад,– проговорил он, обращаясь, казалось, к самому себе.– Леди шокировал вид моего полуголого зада. Бедняжка не привыкла к индейскому барахлу,– продолжал бормотать Ланс, но, поймав удивленный и встревоженный взгляд Пео, смутился и замолчал.

Да, он оброс, не брит и одет, дай Бог, на половину от принятого у его белых соплеменников. Но его длинные краги из оленьей кожи, пристегнутые к поясу тонкими ремнями, стоили не меньше четырех лошадей, а накидка из шкурок выдры – еще двух. Да, у него открыты бедра, ну и что? В лесу своя мода. Пусть считает его язычником, если хочет...

И тут он сам удивился собственному смущению. С какой стати его должно тревожить то, что она подумала о нем? Почему его задевает мнение какой-то девчонки-белоручки, несмышленыша, лишь вчера захлопнувшего за собой дверь английской школы? Его, знавшего в лесах настоящих женщин и завоевавшего три орлиных пера, врученных ему самим Петиско, боевым вождем племени чискиаков, его названным братом? Да понимай она хоть что-либо в весьма своеобразной индейской табели о рангах, то, увидев перья и знак клана на плече, она бы догадалась, сколь высокое положение в племенной иерархии он занимает.

И все же его лицо, покрытое многодневной щетиной, продолжало пылать. Ее руки были мягки и нежны. Забыв про свою промокшую насквозь одежду, она заботливо ухаживала за ним, пока он не пришел в себя. И думала о нем, а не о себе. Она омыла его разбитую голову и говорила с ним с тревогой, опасаясь за его жизнь...

Она извинилась, а он даже не попрощался с ней. Она извинилась, а он был груб, как дикарь.

Ланс сердито повернулся к Пео:

– Почему я убежал? – спросил он.

– Вполне достаточная причина – наша индейская одежда, сэр. Кроме того, молоденькой девушке нечего делать на пустынной пристани,– мрачно ответил тот.

Ланс прикусил губу.

– Почему ты лжешь мне? – тихо спросил он.

– А разве сказать не всю правду – означает солгать, хозяин? – нахмурился Пео.

– Да. Скажи всю. Почему я должен удирать от какой-то насквозь промокшей девицы, даже если бы был совсем голый?

Пео усмехнулся в недавно отросшую бородку. По дороге им не встретилось индианок, которые могли бы привести в порядок их лица, и оба здорово обросли. Он откашлялся, протянул руку, сорвал дубовый лист с низко нависшей над тропой ветки, и сказал:

– Женщины – ведьмы. Каждый мужчина, рано или поздно, встречает свою ведьму. Возможно, эта – ваша.

Ланс деланно рассмеялся:

– Что-то не похоже.

– В Хэтфилде у меня была женщина,– с досадой продолжал Пео.– Моя ведьма. Память о ней не давала мне покоя все плавание через океан вместе с мастером Кендоллом. А вернувшись, я обнаружил, что она вышла замуж за гуртовщика,– Пео снова вздохнул.– Но, сэр, до сих пор я не могу забыть ее лица и нашу первую встречу.

– Да, я помню. Ты мне часто о ней рассказывал. Не горюй.

– Она...