Из сада доносились женские голоса и смех. В доме играла музыка, гости танцевали. Но ему повсюду чудился лишь ее голос. Аромат осеннего вечера, казалось, сгустил воздух настолько, что Ланс начал задыхаться. Трубка снова погасла и он положил ее рядом с собой на перила балюстрады.
Истер. Ее назвали в честь древнесаксонской богини. И не удивительно. Богиня его далеких языческих предков, сторожащая врата Валгаллы, сестра Авроры, которую английские монахи так и не смогли изгнать из людской памяти. Она победила, и теперь ее именем называется один из величайших христианских праздников. Истер, то есть Пасха...
И вновь ему почудилось, что ласковые руки Истер касаются его щек...
Внезапно человек, передавший Лансу уголек, заговорил с ним.
Юноша попытался отогнать на время свои мысли, но успел уловить только конец фразы:
– ... лишь сэр Джон Секлинг, великий поэт, смог бы оценить эту ночь по достоинству.
– Простите, что вы сказали? – переспросил Ланс.
Его собеседник стоял, лениво прислонившись к дубовой колонне, и, странное дело, Ланс почувствовал себя с ним совершенно свободно.
– Я тоже скучаю по родине,– мягко ответил незнакомец, как бы говоря сам с собой.– Виргинию вообще населяют люди, больные ностальгией. Но я влюблен в ее дикую красоту. И понимаю, что обречен остаться здесь. Если я вернусь в Англию, то стану тосковать по Виргинии...– он указал мундштуком трубки на звезды: – Вы только посмотрите на это небо! Не удивительно, что виргинцы так редко возвращаются в Британию.
Столь поэтические настроения редко посещали Ланса и он посмотрел на своего собеседника с любопытством.
Не меняя позы, и как бы продолжая начатую мысль, тот сказал:
– Я – Натаниэль Бэкон. Натаниэль Бэкон-младший, мастер Клейборн. Нижайше прошу простить меня за то, что прервал ход ваших размышлений, но, видимо, я выпил слишком много пунша. А когда это со мной происходит, я начинаю думать вслух.
– Так значит мы... Мы с вами соседи по владениям в Энрико! – воскликнул Ланс.
– Вы совершенно правы. Мои земли в Шоккоэзе, рядом с участками Байердза.
Они обменялись рукопожатиями.
У Натаниэля Бэкона было тонкое нервное лицо с глубоко посажеными глазами, которые, казалось, светились в темноте. Его одежда цветом и покроем напоминала костюм барристера, а фигура выдавала в нем любителя путешествий. На вид ему не было и тридцати.
– Между нашими новыми плантациями всего несколько миль,– заметил Ланс.– Я вернулся оттуда лишь несколько дней назад.
– В самом деле? Как дела у Дика Поттса?
– Отлично, сэр. Полагаю, что из него выйдет превосходный слуга. Он добрый приятель Абрама Гейла, нашего управляющего, да и я знаю его вот уже несколько лет.
– Я рад, что они друзья,– сказал Натаниэль Бэкон.– Бедняга Поттс все беспокоился о будущих соседях... Эта отметина на руке, вы знаете, о чем я говорю, сделала его очень стеснительным. Он убежал от своего прежнего хозяина, Аллена. Мы выкупили его, и теперь Дик уже не вне закона, несмотря на клеймо на ладони.
– Это не имеет значения,– улыбнулся Ланс.– Много, очень много беглецов от так называемого «правосудия» нашли пристанище к западу от Терки-Айленда. И губернатору никогда не хватит солдат, чтобы привести их всех в суд.
– Да, я знаю,– ответил Бэкон.– Они своего рода казаки нашей колонии – буфер между нами и индейцами. Было бы интересно узнать их получше. Но я, как правило, слишком занят мыслями о Кембридже, Флит-Стрит и королевском дворе... Как давно вы в Виргинии, мастер Клейборн?
– С шестьдесят пятого года, сэр.
– И не скучаете по родине?
– Нет.
Бэкон сочувственно взглянул на него и сказал:
– Значит, у вас несчастная любовь. А это неизмеримо хуже. Простите, что я затронул эту тему.
Ланс принял холодный высокомерный вид, но Бэкон негромко продолжал:
– Неизмеримо хуже. Два года назад, вернувшись в Лондон после долгого путешествия, я жестоко пострадал от стрел Эроса. Писал моей Элизабет стихи, потерял интерес к пище и вину... Буквально выл на Луну, чувствуя, как мое сердце сгорает.
– Да, да, я знаю! – воскликнул Ланс с таким жаром, что Бэкон лишь усилием воли удержался от смеха.
– По-моему, самое время выпить пунша,– заметил он.
Они вместе вернулись в дом.
В приятной компании Натаниэля Бэкона Ланс ненадолго забыл свои печали. Закончив колледж Святой Катарины в Кембридже, Бэкон много путешествовал, участвовал в королевских военных кампаниях в составе Второго Драгунского полка армии Великобритании, а когда письмо дяди позвало его в Виргинию, не стал долго думать. Сэр Вильям дал ему место в Совете, что сразу же принесло молодому человеку чин полковника. Его дядя, Натаниэль Бэкон-старший, также являлся членом Совета.
Ланс восхищался подтянутой аристократической фигурой молодого человека, его глазами, светящимися умом и юмором, а также гордой осанкой, заставлявшей стыдливо краснеть разодетых сверх всякой меры нуворишей, наводнивших в тот вечер «Грин-Спринг».
– Виргиния обречена на успех,– заметил Бэкон, когда они вернулись в сверкающую огнями залу.– А бренди, губернатора выше всяких похвал.