Вирши

Ума излишком, аж негде девати,—
Купи, кто хощет, а я рад продати...
А мозгу мало, что места не стало.
Временем сквозь нос разум вытекает,
Да Семен умен — языком приймает (...)

«Виншоване...» адресовано определенному лицу, выдававшему себя за епископа, «странствующему монаху» Амфиногену Крыжановскому, слишком рьяно погнавшемуся за мирской славой и забывшему о своих главных — пастырских — обязанностях. Амфиноген был давним недругом Петра Могилы, писал на него жалобы[11], о чем не мог не знать и также не учитывать этого Симеон, выпускник Могилянской коллегии. В сатире на зарвавшегося «епископа» он достигает подлинного комического эффекта, выстраивая длинный перечень вымышленных почетных титулов («санов»), которые будто бы снискал себе Амфиноген в иных землях и вероисповеданиях: епископ «в земле Корельской», архимандрит Назарейский, протосингел Галилейский, пробст Кролевецкий, опат Римский, апостол Немецкий и т. п. После высказанного затем иронического замечания о «святости» жизни Крыжановского, особо язвительно звучит концовка послания к нему:

Друг твой в пиве, в горелце, в тобаце,
Если ты выдал, налай, як собаце!

Большой интерес вызывают антишведские сатиры Симеона. Обе поэмы тематически, по своему основному сюжетному замыслу восходят к популярному во второй половине XVII в. в Речи Посполитой (и на ее «восточных кресах») циклу «Lamentownej Dumy» — своеобразным сатирическим плачем шведского короля Карла X Густава: на каждую его мольбу о помощи, обращенную к кому-либо из своих офицеров или союзников, с их стороны следует непременно негативный ответ. Причем ответы раздаются в основном из «царства мертвых» или, в лучшем случае, из-за тюремной решетки.

Первой в этом цикле была поэма (1656—1657) «Lamentowna Duma Karola Gustawa, kr'ola szwedzkiego, nad cze'scia pojmanemi, cze'scia pobitemi ksiazety, kawalerami i officyjerami» («Плачевная Дума Карла Густава, короля шведского, над частью плененными, частью побитыми князьями, рыцарями и офицерами»). Она послужила основой для последующих стихотворных интерпретаций, как-то: «Carolus Gustafus, Rex Sveciae, swoich wiernych i milych przywoluje» («Карл Густав, король шведский, своих верных и любезных призывает»); «Rozmowa kr'ola szwedzkiego z swemi» («Беседа шведского короля со своими»); «Echo szwedzkie» («Шведское эхо»); «Pie's'n о kr'olu szwedzkim i oficyjerach jego» («Песнь о шведском короле и его офицерах»); «Groza kr'ola szwedzkiego po przegranej z kr'olem polskim J. Kazimierzem» («Страх шведского короля после проигрыша королю польскому Я. Казимиру») и др[12]. Симптоматично, что все названные произведения принадлежат неизвестным по имени, «доморощенным польским поэтам». Симеон Полоцкий нарушает эту неопределенность с авторскими именами, что, в свою очередь, позволяет видеть в Белоруссии середины XVII столетия один из важнейших регионов создания и распространения антишведской сатирической литературы на польском языке.

Ближе всего к политико-сатирическим поэмам Симеона стоит опять-таки анонимный польский «Lament Gustawa Karola, kr'ola szwedzkiego, nad pobitemi i pojmanemi w Polszcze regimentarzami i kawalerami w roku 1656» («Плач Густава Карла, шведского короля, над побитыми и схваченными в Польше военачальниками и рыцарями в 1656 году»), известный по записи киевского шляхтича Яна Флориана Дробыша Тушыньского (1640—1707)[13]. Сравнение с «Плачем...» позволяет уточнить некоторые выведенные у Симеона персоналии, отдельные исторические сведения. Однако ни в одном польскоязычном памятнике из цикла «плачевных дум» Карла X нет тех подробностей относительно успехов русской армии в Ливонии, которые приведены в политикосатирических поэмах белорусского поэта, не скрывавшего своей большой симпатии к «московитам».

В целом «Отчаяние шведского короля» и «Король шведский офицеров своих ищет...» свидетельствуют о незаурядном мастерстве молодого стихотворца, его хорошей осведомленности в литературной жизни родного края, способности остро реагировать на злободневные события, умело используя различные приемы и методы сатиры.

* * *