Виртуальная история: альтернативы и предположения

Если Франция не может воспользоваться этим положением [то есть предложением], то только потому, что ее связывают союзные договоренности, в которых мы не участвовали и условий которых не знаем… В этот момент Франция должна принять собственное решение, не оглядываясь на поддержку, которую мы сейчас не в состоянии обещать… В настоящий момент мы не можем предложить Парламенту отправить экспедиционный корпус на континент… если только в деле глубоко и безнадежно не окажутся замешаны наши собственные интересы и обязательства[747].

Частное уведомление Лихновского, как Грей пояснил Камбону, было “не тем же самым, что… обещание Франции”[748].

Поведение Грея в эти судьбоносные дни прекрасно демонстрировало наличие острых противоречий в Кабинете Асквита. Девятнадцать человек, собравшихся на заседание 31 июля, были разделены на три неравные группы: одна вместе с большей частью партии выступала за незамедлительное провозглашение нейтралитета (в нее входили Морли, Бернс, Саймон, Бошан и Хобхаус), вторая склонялась к вступлению в войну (и состояла только из Грея и Черчилля), а третья еще окончательно не определилась со своей позицией (в частности, Кру, Маккенна, Холдейн и Сэмюэл, но, возможно, еще и Ллойд Джордж и Аркур, а также, конечно, сам Асквит)[749]. Морли выступал решительно против вступления в войну на стороне России, и казалось, что большинство склоняется к его точке зрения. Однако угроза Грея уйти в отставку, если будет избрана “радикальная и бескомпромиссная политика невмешательства”, снова завела министров в тупик[750]. Кабинет согласился, что “британское общественное мнение сейчас не позволит нам поддержать Францию… мы не можем дать никаких обязательств”[751]. Ситуация не разрешилась и тогда, когда вечером 1 августа Черчилль сумел убедить Асквита позволить ему провести мобилизацию флота после новостей о германском ультиматуме России[752]. Это лишь подтолкнуло Морли и Саймона пригрозить отставкой на заседании следующим утром, и большинство опять сплотилось в своем противостоянии многократным призывам Грея к однозначному заявлению о намерениях. На первой сессии в то решающее воскресенье удалось договориться лишь о том, что “если немецкий флот зайдет в Ла-Манш или пройдет по Северному морю, чтобы осуществить вражеские операции у французских берегов или торговых путей, британский флот обеспечит всю защиту, которая будет в его силах”[753]. Даже это – хотя это вовсе нельзя было признать объявлением войны, учитывая, что подобные действия немецкого флота были крайне маловероятны, – оказалось неприемлемо для министра торговли Бернса, который сразу подал в отставку. Сэмюэл заметил: “Если бы встал этот вопрос, Асквит поддержал бы Грея… и остались бы еще трое. Думаю, все остальные ушли бы в отставку”[754]. В тот день за обедом у Бошана семеро министров, в число которых входил и Ллойд Джордж, выразили озабоченность даже умеренными морскими мерами[755]. Если бы они знали, что Грей уже тайно отозвал сделанное Лихновскому предложение о французском нейтралитете в русско-германской войне и что Лихновский даже прослезился за завтраком у Асквита тем утром, вероятно, они решили бы действовать[756]. Но в действительности Морли, Саймон и Бошан присоединились к Бернсу и подали в отставку, после того как вечером Грей сумел добиться принятия обязательств перед Бельгией, угрожая отставкой сам. Полномочия с себя также сложил парламентский секретарь Чарльз Тревельян.

Война против тори

Почему же тогда правительство не пало? Очевидный ответ, как Асквит записал в своем дневнике, заключается в том, что Ллойд Джордж, Сэмюэл и Пиз обратились к подающим в отставку министрам и попросили их “не уходить или хотя бы повременить с уходом”, после чего те “согласились ни о чем не объявлять [в тот день] и занять свои привычные места на заседании Палаты”[757]. Но почему же эти колеблющиеся в остальных вопросах министры в столь решительный момент воспротивились отставкам? Традиционно на этот вопрос отвечают одним словом: Бельгия.