Виртуальная история: альтернативы и предположения

Случай, который приводил то одного, то другого человека к власти в Уайтхолле, сыграл свою роль в разжигании имперской гражданской войны. Почти в любой момент все могло бы сложиться иначе – если бы Георг III не повздорил с Гренвилем весной 1765 г., если бы герцог Камберлендский не умер той осенью, если бы Графтон и Конуэй в начале 1766 г. не настояли на кандидатуре Питта на должность премьер-министра, если бы Питт, тогда уже граф Чатам, не позволил бы Графтону навязать ему упрямого Тауншенда в качестве канцлера казначейства, если бы Чатам остался в добром здравии или если бы Тауншенд скончался на двенадцать месяцев ранее, если бы Рокингемы не стали мериться силой, чтобы сместить Графтона в 1767 г., и не отправили бы его в руки партии Бедфорда, если бы Графтон в качестве лорда казначейства нашел бы в себе твердость и настоял на собственной фискальной политике (в отношении чайной пошлины) в 1769 г. Либо вооруженный конфликт случился бы раньше, когда колонисты располагали меньшими ресурсами и были менее подготовлены в материальном и психологическом отношении, чем в 1775 г., либо возобладало бы благоразумие, в результате чего те корректировки в рамках империи, которые явно должны были в конце концов произойти, встретили бы меньше враждебности и осуществились бы ненасильственным путем[358].

Два уважаемых автора этого фрагмента, один британец, а другой американец, в опубликованной в 1976 г. работе поразительным образом опустили подобный список гипотетических сценариев для колониальной стороны. И все же, хотя эти гипотетические сценарии политики метрополии не были опровергнуты, внимание все больше переключалось на социальные и конфессиональные конфликты, идеологические дебаты в сфере закона и религии, которые объясняли быстрый переход колоний от верности к неприязни.

В последнее время наука придерживается мысли, что какими бы ни были перипетии британской правительственной политики с 1765 по 1775 г. и кто бы ни занимал руководящие посты, диапазон вариантов британской колониальной политики вряд ли существенно повлиял бы на результат. Наиболее осведомленные колониальные администраторы 1750-х гг. придерживались диаметрально противоположных взглядов на то, следует ли подчинять колонии силой или завоевывать добротой; и все же даже такие разные фигуры, как ястреб Генри Эллис, который предпочитал силу, и голубь мира Томас Паунэлл сходились во взглядах на защиту власти метрополии. Паунэлл в 1764 г. предлагал усилить контроль метрополии над меркантилистской империей посредством укрепления связей между Уайтхоллом и каждой из колоний, всячески избегая при этом формирования союза колоний. Тем не менее Джон Шай утверждал, что якобы мирная политика Паунэлла на самом деле предполагала “Сахарный акт, Валютный акт, акт о гербовом сборе, Тауншендский билль, расширение юрисдикции вице-адмиралтейства, создание свободных портов в Вест-Индии, учреждение позиции государственного секретаря по делам колоний, а также угрозы хартии Род-Айленда, перестройку Массачусетского совета и непреклонную оппозицию межколониальным конгрессам”.

Далее читаем: “Если считать, что Томас Паунэлл и Генри Эллис представляли противоположные варианты американской политики между 1763 и 1775 гг., то спектр исторических возможностей действительно был очень узок”. Напротив,