Виртуоз (в сокращении)

Оставался последний, самый изнурительный этап. И единственно возможный способ действия — перебор. Я начал с комбинации 13-26-72, затем поменял местами первые два числа, после этого — второе с последним, и так далее, пока не испробовал все шесть вариантов.

Комбинация была найдена: 26-72-13. Сколько времени на это ушло? Минут двадцать пять.

Я повернул ручку и распахнул дверцу сейфа. При этом я постарался встать так, чтобы видеть лицо Манхэттена.

Посторонившись, я увидел, как он поспешно вытаскивает из сейфа около дюжины конвертов из коричневой плотной бумаги размерами чуть больше стандартных деловых.

— О’кей. Пора сматываться.

Я закрыл сейф и набрал комбинацию. Манхэттен старательно вытер все поверхности, к которым мы прикасались. Потом толкнул дверь комнаты, и мы двинулись в обратный путь по коридору и лестнице. Бруклин ждал в гостиной, глядя в окно, выходящее на улицу.

— Не может быть, — сказал он.

— Все здесь. — Манхэттен показал конверты.

— Лапшу небось мне вешаешь? — Он перевел на меня взгляд и криво усмехнулся: — Так этот пацан гений или вроде того?

— Вроде того. Линяем.

Манхэттен набрал код сигнализации и активировал ее. Затем запер за нами заднюю дверь и протер ручку.

Вот зачем они вызвали меня. Вот почему ждали, когда парень, которого они в глаза не видели, притащится с другого конца страны. Потому что благодаря мне они не оставили абсолютно никаких следов. Назавтра вернется хозяин дома, откроет дверь и обнаружит, что за время его отсутствия в доме ничто не изменилось. Только когда ему понадобится в следующий раз заглянуть в сейф, он наберет привычную комбинацию цифр, откроет дверцу и увидит…

Что внутри пусто.

И даже после этого он не поймет, что произошло. А если и поймет, то далеко не сразу. К тому времени, когда его наконец осенит, Манхэттен с Бруклином благополучно вернутся домой. А я…

А я буду там, куда меня вызовут в следующий раз.

Я так и не узнал, что было в тех конвертах. И не горел желанием узнать. Я помнил только, что плата за такую работу не облагается налогами. На стоянке возле мотеля Манхэттен отсчитал мне наличные и сказал, что на мою работу было приятно посмотреть.

Теперь у меня по крайней мере появились деньги. Хватит, чтобы какое-то время не голодать и подыскать крышу над головой.

Манхэттен снял с обеих сторон кузова фургона державшиеся на магнитах таблички «Элитный ремонт» и бросил их в машину. Потом достал отвертку, открутил пенсильванские номера и заменил их нью-йоркскими. Он уже собирался сесть за руль, когда я остановил его.

— Чего тебе, парень?

Я изобразил, как достаю из заднего кармана бумажник, открываю его и вытаскиваю удостоверение.

— Что, документы посеял? Так возвращайся туда, где живешь, там тебе сделают дубликаты.

Я покачал головой и указал на воображаемое удостоверение на своей ладони.

— А-а, так тебе новые надо. Ну, так это совсем другое дело.

Придвинувшись ближе, я положил ладонь ему на плечо. Дружище, помог бы ты мне, а?

— Слушай, — сказал он, — мы знаем, на кого ты работаешь. Я хочу сказать, он получит свою долю. Как уговорились. Поверь, мы его кидать не собираемся. А свои проблемы решай сам, поезжай домой и сразу иди за новым документом.

Ну что тут объяснишь? Даже если бы я мог говорить? Я болтался между небом и землей. Словно псу, которого выставили за порог, мне нет места даже на коврике перед хозяйской дверью. Даже на заднем дворе. Вот и пришлось бродяжничать.

Пока хозяин наконец не вспомнил обо мне. Можете не сомневаться: едва он выглянул из двери и позвал меня, я кинулся к нему со всех ног.

— Знаешь, есть у меня один знакомый, — начал Манхэттен. — Если ты и правда влип…

Он вынул бумажник, достал визитку и что-то написал на ней.

— Позвони ему, и он… — Манхэттен спохватился. — Но тебе, наверное, проще увидеться с ним, да?

Он обернулся к Бруклину, оба пожали плечами.

— Я взял бы с тебя слово не проговориться боссу, — сказал он, — но сдается мне, это ни к чему.

Я уехал вместе с ними, в фургоне. Так я и попал в Нью-Йорк.

Глава 3

Мичиган, 1991 год

Вернемся назад. Нет, не к самому началу, а к тем временам, когда мне было девять лет. Худшее было уже позади. Говорили, что я более или менее оправился, вот только речь не восстановилась. Поначалу меня никак не могли пристроить, а потом наконец отпустили жить к дяде Лито. К человеку, носившему имя пылкого любовника-итальянца, которое ему нисколько не подходило. У него были черные волосы, которые всегда выглядели так, словно освежить стрижку ему требовалось еще месяц назад. Дядя носил длинные бачки, и, судя по тому, сколько времени он тратил на них, вертясь перед зеркалом, он считал их своим лучшим украшением.