– В это время появился новый подход к созданию вакцин. Рекомбинантные вакцины. Для этого используют некие банальные вирусы, не вызывающие значимой негативной реакции у человека. Аденовирус, вирус везикулярного стоматита. Это сейчас наиболее популярные у молекулярных биологов-вирусологов носители. В биологии носителя принято называть вектором. Вирус-носитель генетической встройки назовут вектором. И клеща, носителя вируса клещевого энцефалита, тоже могут назвать вектором. Но я отвлекся.
Молекулярными «ножницами» отрезают кусочек генома вируса вектора и вшивают кусочек генома от возбудителя, против которого делают вакцину. Этот кусочек должен кодировать значимый участок возбудителя, чтобы иммунная система реагировала на него как на сам возбудитель. Вот по этой схеме позднее коллеги не из нашей страны и сделали отличную вакцину. Поскольку встроили они кусок поверхностного белка, они избежали негативного влияния других белков Эболы и получили чистый и эффективный ответ.
– А твоя-то ошибка в чем?
– Открытие мы перед этим сделали. И находились в такой эйфории.
– Ну-ка, ну-ка. Расскажи, как это делают открытия.
– Это долго. Хотя правда интересно. Ну, давай вкратце. Животные, кроме человекообразных обезьян и человека в том числе, к вирусу Эбола не восприимчивы. Не болеют. На чем тогда ставить опыты? Обезьян не напасешься. Да и тяжело, и дорого, и опасно. Лучше всего морские свинки. Они самые безобидные. Не укусят. И мы адаптировали вирус к морским свинкам. Без всяких генетических фокусов. По-мичурински[32]. Селекцией. Дикий штамм был для них не патогенен вообще, а стал убивать. Новый штамм. Сравнили буковки генома дикого и нового. Нашли несколько замен. Выбрали, какие из них отвечают за изменение патогенности. Оказалось, всего одна. Представляешь? Одна буква заменилась из двадцати тысяч – и получите нового хозяина. Был, правда, шикарный прикол в этой истории. Его уже потом обнаружили, когда появился метод обратной генетики. Это когда не из вируса геном выделяют, а наоборот. Из буковок собирают ген и потом его оживляют, вводя в клетку в специальных условиях. Оказалось, что вирус с такой заменой нежизнеспособен. Чтобы вирус от этой замены не погибал, нужна еще одна замена в одну буковку и совсем в другом белке.
Ну вот и мы от счастья, что обнаружили такой интересный феномен, обозвали его фактором вирулентности, хотя это был скорее фактор тропности[33]. И встроили ген этого белка в вектор, на тот период самый популярный, – в вирус осповакцины. Этот белок как раз и подавлял индукцию интерферона. В очередной раз пролетев с вакциной, я решил сначала получше поизучать патогенез болезни, надеясь там найти секрет вакцины. А надо было всего-навсего встроить кусочек поверхностного белка. Но это уже сделал не я.
– Значит, вакцина все-таки есть.
– Да, есть, и отличная. Да и у нас тут что-то сделали. Но поскольку сделано без меня и публикации мне не очевидны, я только отметился, что провакцинировался, а сам привез от коллег то, что точно работает как из пушки. Она даже при введении после заражения эффективно защищает.
– Так что тогда за паника? Раз ты так надежно защищен. Дозу большую ты при таком способе заражения получить, наверное, не мог, чтоб опасаться, что доза пробьет вакцину. Чего тогда за кипиш?
– Ты уже услышал, что одним из подходов к исследованиям послужило создание измененного варианта. Сначала это был способ создания лабораторной модели. Потом оказалось методическим подходом к изучению генома вируса и биологии. Так что изучение измененных вариантов было очень интересно и перспективно во всех отношениях.
Глава 17. Химера
– Чем же?
– Я понял, что несложными манипуляциями, практически селекцией, можно получить варианты вируса Эбола с измененной вирулентностью. Это стало моей идеей фикс. Ведь вирус на самом деле патогенен только для человека и обезьян. К нему также восприимчивы новорожденные мышата и хомяки, но уже буквально через несколько дней после рождения теряют эту способность. Это не позволяет использовать их для исследований вакцины и создает сложности для проверки эффективности лекарств.