Вис и Рамин

Мир многолик, наполнен он бореньем:
Воюет разум со своим твореньем.

Узлы, что вяжет время, тяжелы,

Не может разум развязать узлы.

Смотри, судьба силки плела заране,

И оказался шах Мубад в капкане.

Он так пылал, желанием зажженный,

Что нерожденную избрал он в жены.

Не знал и не предвидел он тогда,

Что зарождается его беда.

Не ведал разум, что таится горе

В несправедливом этом договоре.

Еще на свет не родилась жена,

А сделка на нее заключена!

Судьба, плутуя, шла путем превратным,

Нежданное смешав с невероятным.

Промчались год за годом с этих пор.

Шахру забыла старый договор.

Но вновь засохший ствол листвой одет, —

Дочь у старухи родилась на свет:

Беременной Шахру седая стала,

Жемчужина в ракушке заблистала,

И через девять месяцев она

Из раковины вышла, как луна.

То мать и дочь? О, так не говори:

То в солнце превратился блеск зари!

Из чрева матери явилась дочь,

Она, как солнце, озарила ночь.

А на устах у всех одно и то же:

«О боже, до чего они похожи!»

Вкруг ложа в изумленье собрались

И ту счастливицу назвали — Вис.

Шахру-бану, как только родила,

Кормилице дитя передала.

Была та мамка родом из Хузана,

Она там пребывала постоянно.

Одетая в шелка и жемчуга,

Дочь госпожи была ей дорога.

Шафран и мускус, роза и нарцисс,

И мирт, и амбра — все для милой Вис.

Сиял из драгоценностей убор,

Одежда — соболь, горностай, бобер.

Кормилица, в ней счастье обретя,

Воспитывала на парче дитя,

Лелеяла, кормила, одевала,

Как лакомство, ей душу отдавала.

Так вырос тополь, незнаком с печалью.

Ствол серебром оделся, сердце — сталью.

Пред красотой, владычицей сердец,

Застыл бы в замешательстве мудрец.

То с цветником сравнишь ее весенним,

Что восхищает розовым цветеньем:

Фиалки — кудри, тополь — стан высокий,

Глаза — нарциссы и тюльпаны — щеки;

То скажешь ты: созрел плодовый сад,

Где драгоценные плоды висят,

Где кудри словно гроздья винограда,

Гранаты-груди — радость и отрада;

То скажешь: это — царская казна,

В которой роскошь мира собрана.

Ланиты — бархат, локоны — алоэ,

Подобно шелку тело молодое.

Стан — серебро, рубиновые губы,

Сотворены из дивных перлов зубы.

То скажешь: перед нами — райский сад,

Что создал бог для неземных услад.

Уста — как мед, стан — легче тростника,

А щеки — смесь вина и молока.

Пред ней не мог не изумиться разум,

Мир на нее взирал смятенным глазом.

Ланиты были цветником весенним,

Глаза — для мирозданья потрясеньем.

Ее лицо сияло, как денница, —

Что с прелестью ее могло сравниться?

Ее лицо — как Рума небеса,

Подобна негру каждая коса.

Луне подобен образ светлоликий,

А кудри — абиссинскому владыке.

Две спутанных ее косы — как тучи,

А серьги — как Венеры блеск летучий.

Все десять пальцев — из слоновой кости,

На пальцах ногти — как орешков горсти.

Казалось, золото ее волос

Как смесь воды и пламени лилось.

Она была луной, царицей гурий,

Нет, куполом, блистающим в лазури!

Глава онагра и глаза газели, —

Вкруг той луны созвездия блестели!

И кудри и уста сравним с дождем:

В тех — амбру, в этих — сахар обретем.

Ты скажешь: красота ее лица

Сотворена, чтоб истерзать сердца.

Нет, красота ее — как небосвод,

В котором свет бессмертия живет!