Висенна

Ратин с треском оторвал от рубашки убитого полосу ткани. Протер лезвие, кинул тряпку в очаг, а меч убрал. Прыгнул со стола:

-- Тела на мороз, утром повесим на колодезный журавль. В Княжестве - так.

-- До Княжества еще как бы не два дня езды... Пограничье тут. Ничье.

Ратин молча отмахнулся. Прибавил:

-- Где-то есть тела настоящих хозяев. Их надо сжечь по-людски.

-- Я поищу... Кха!.. Дрова, -- поднялся наместник, все еще не убирая оружия.

-- Я займусь лошадьми, -- Ратин выбрался наружу, глянул на звездное небо: словно в глаза злой красавице. Майс отправился следом -- заводить лошадей в правое крыло, где конюшня. Расседлывать, кормить, залить воду, да и чистить же: по два коня на каждого из четверки, одному не управиться. А еще и лошади разбойников - этих тоже кормить надо.

Рикард уверенно направился к левому крылу дома:

-- Хозяева там... Нет, не ходите за мной. Не надо вам это видеть. Спарк, огонь раскладывай здесь, прямо посередине двора.

***

Двор прибрали только к полуночи. Пока суетились, носили дрова с поленницы, укладывали бывших владельцев; пока нашли и разбили о закоченевшие тела кувшин с маслом... Потом молча щурились у погребального костра; потом засыпали черное горячее пятно мгновенно тающим снегом - то и дело посматривали по сторонам. Особого сторожа не выставляли. Закрыть добротные ворота оказалось достаточно, чтобы не беспокоиться хотя бы о волках. Стаи сюда не добирались, и дикие звери без помех выли то в отдалении, то в ближнем овражке, то вовсе почти под стенами. Устроив коней, отогревшись и поужинав, ватажники собрались на чердаке над конюшней - там было теплее всего. Пили горячий мед, нагретое с орехами вино. Вполголоса обсуждали взятое на разбойниках железо: ножей много, а меча путного нету. Сдвинули сено, сквозь щели между сухими, пахнущими смолой досками, разглядывали внизу разбойничьих лошадей, делили - кому которого. Рикарду без споров дали лучшего белого жеребца: если б не угадал отраву в напитке, тут бы всем и конец. Спохватились, что поблизости может быть еще часть банды. Раздвинули пару окошек в тростниковой крыше, смотреть на юг и на север. Видеть пока ничего не видели: даже волков. Но с дозором казалось надежней. Около полуночи Майса и Рикарда уложили спать возле теплой дымовой трубы -- чтобы утром на дежурстве были свежие. Ратин сторожил северную сторону, Спарк южную - там оставался ХадХорд, где парень провел наместником положенный срок, пять лет. Где встретил Иринку... и где Иринка от него ушла. Что ж, не мог иначе с ней поговорить, наместник хренов?

-- Как ни пытался выскочить из колеи, а прожил именно в ней... -- тихонько, сам себе проворчал Игнат, -- Понял теперь, как оно бывает "под давлением обстоятельств?" Получилось, я же Ирку совсем не искал - я ее просто ждал. Ну и дождался! Правда, и заняться было чем...

От дымовой трубы вполголоса отозвался Майс:

-- А какой ты судьбы себе хотел?

Зашуршало сено: лучший ученик Лотана перевернулся на спину и продолжил:

-- Ты представь себе жизнь в целом. Судьбу как изделие. Например, ты мастер, и хочешь сделать хороший щит. Или прожить хорошую жизнь. Жизнь в целом, понимаешь?

-- Семь действий в пьесе той... -- мотнул головой ошеломленный Игнат:

-- Ребенок, юноша, любовник... Солдат, отец, мудрец, покойник...

-- Ну! - кивнул головой Майс (сено зашуршало опять) - Ты же все понимаешь! Вот разметь по восьмеркам, или около того... Ну, как я прикидывал, в восемь лет выйдя из детства: вот, буду восемь лет учиться у мастера, дважды восемь - дом и семью строить, и в это время упорно заниматься не смогу, буду только держаться на какой-то одной высоте, опыт набирать. Потом еще восемь лет оттачивать искусство, а потом уже смогу учить по-настоящему.

Игнат удивленно почесал затылок:

-- Ты и правда о таком в восемь лет думал? И ты на столько лет вперед размечал жизнь?

Майс покосился на умиротворенно сопящего Рикарда:

-- А иначе как вот он выдержит восемь... или четырежды восемь? Ведь тут -- как повезет! Словом, столько лет обучения на Седого Мага? На высшее посвящение? Во имя чего он будет тратить столько сил? И времени? Только в том случае, если эти восемь или сколько там лет ложатся в общую картину судьбы!

Ратин шумно выдохнул. Спарк молчал, и Майс продолжил:

-- А разве у вас не так? Да у нас ведь только об этом и говорят. Ну, о судьбе там, о жизни, как прожить, как построить...

Правда, сообразил Игнат, в школах у нас потому и тошно учиться, что не знаешь, для чего. Опять же, если с детьми часто говорить о компьютерах, к восьми годам они вполне умеют их включать. Хоть Сергеева брата вспомнить. Игрушку какую уже и сам запустит. А если говорить о судьбе... Дети не знают еще, что такое судьба. Скажи им, что судьба - дело хорошее, радостное и почетное - поверят... Самое смешное, что она после этого действительно будет хорошей, радостной и почетной. Дети верят искренне, а против искренней веры мало что может устоять...

Атаман поправил тюк, на котором сидел.