Вишенка на торте

— Только предупреждаю, — объявил Жан А. перед отъездом. — Если воспользуешься моим отсутствием, чтобы сунуться своей грязной головой на мою подушку, ты труп!

— Спать в твоей гнилой постели? Чтобы запаршиветь с головы до ног? — громко смеялся я, твердо решив, что займу его место наверху, как только Жан А. уедет.

Но вот невезуха: на следующий день я мчался на велике домой — боялся пропустить начало «Звездного цирка» — и перелетел через руль, приземлившись на дорогу.

— Перелом запястья, — диагностировал папа, а он у нас очень хороший врач.

И мне на три недели нацепили на руку гипс.

Забираться на верхний ярус кровати или стрелять из рогатки, когда одна рука у тебя совсем не двигается, не так-то просто… Конец каникул был напрочь загублен.

Когда Жан А. вернулся из Англии, мне как раз только-только сняли гипс, и моя правая рука, по сравнению с левой, была совсем хилой — не толще маминой вязальной спицы.

Я еле узнал Жана А. Волосы у него отросли так, что закрывали уши, а одет он был не в бермуды, заказанные по каталогу, а в оранжевые штаны, расшитые огромными цветами, от которых рябило в глазах.

— Call те John A., brother![4] — объявил Жан А., сложив из пальцев «козу», обозначающую английскую букву V и слово Victory — Победа.

Теперь настала очередь мамы и папы состроить странные лица. Жан А., правда, привез им в подарок две красивые чашки с портретом английской королевы, но у них все равно был такой вид, как будто они сомневаются, что он сумел закрепить основы грамматики, расхаживая по Англии в таких штанах.

— Ну как тебе мои клеши? — спросил он, когда мы остались одни.

Я как раз решил порепетировать перед зеркалом парализующие приемы из учебника по самообороне и оказался совершенно не готов к такому вопросу.

— Как мне твои что? — переспросил я.

— Мои траузеры[5], вот что! — объяснил он по-английски и отодвинул меня в сторону, чтобы расположиться перед зеркалом. — Видел, какой они формы? Сверху узкие, а внизу — широкие. Поэтому они и называются «клеш», понятно?

— Это на британском языке?

— Сам ты на британском, чурбан! — возмутился Жан А. — На твоем родном, французском. Ты слова «клеш», что ли, не знаешь? Штаны назвали «колокол»[6], потому что у них форма вот такая! Каким же ты все-таки бываешь тупым.

Я постарался состроить лицо позначительнее и ответил:

— Ну что ж, неплохие штаны. В цветочной лавке купил?

Жан А. закатил глаза.

— Им надо было тебе заодно загипсовать еще и мозг, — пробурчал он, разбирая сумку и выкладывая ее содержимое на стол.

Не так-то просто делать упражнения по карате, когда вместо правой руки у тебя спичка. Я закрыл книжку по самообороне, засунул ее вглубь комода, чтобы Жан А. не узнал мои секретные приемчики, и спросил:

— Ну а если не считать треугольных штанов, как тебе Англия?

Жан А. засунул в рот жевательную резинку и, прежде чем надуть огромный пузырь, ответил:

— Супер-пупер! Будь ты примерно моего возраста, я бы мог тебе многое рассказать, ну а так — извини, ничего не выйдет, ты слишком никчемный нуллюс.

За время своего отсутствия Жан А. нам ни разу не написал, если не считать одной-единственной открытки, которая состояла из нескольких строк, напоминавших зашифрованное послание.

Салют, фэмили.

Вы как там, всё кул? Я тут классно спик инглиш и смотрю «Топ оф зе Попс»[7] эври найт.

Ваш Джон Эй

— Ты, кажется, говорил, что он вернется совершенно двуязычным, дорогой? — растерянно произнесла мама, прочитав открытку. — Я боюсь, как бы наш Жан А. не забыл французский быстрее, чем выучит английский.

— Ну, это не беда, — успокоил ее папа. — Когда он вернется во Францию, мы найдем ему семью коренных жителей здесь.

— Дорогой, я хочу тебе напомнить, что мы сами — семья коренных жителей, — заметила мама.

— А, ты права, — пробормотал папа, и вид у него был уже не такой уверенный.

— Ну расскажи! — приставал я к Жану А., пока он запирал в тумбочку письменного стола сувениры, которые привез из Англии. — Обещаю, я буду до совершеннолетия называть тебя Джоном Эй!

— Ничего не выйдет, старик! — заявил он, смахивая с глаз челку. — Мы теперь в разных весовых категориях, уясни это своей деревянной головой! А теперь не мог бы ты испариться и дать мне спокойно послушать хит-парад?

— Батарейки сели.

— Что? — крикнул он, бледнея от возмущения. — Ты брал мой транзистор, пока я был эброуд?[8]

Я ухмыльнулся.

— Я еще и с удовольствием валялся каждую ночь на твоей подушке и слюнявил ее во сне.

Жан А. побледнел окончательно.

— Тебе повезло, что я не бью всяких мелких нуллюсов с культей вместо руки, — процедил он сквозь зубы.

— Мне хватит и одной руки, чтобы навалять англичанину. Хочешь, покажу?

Воспользовавшись нашим замешательством, в комнату ввалился Жан Е., а следом за ним — Жан Д., размахивающий слегка разболтавшимся мечом, который он собрал из деталей конструктора.

— Можно, мы с вами подеремся? — спросил Жан Е.

— Устлоим кловавую бойню! — подхватил Жан Д.