Вишневые воры

Время от времени Зили кокетничала с мужчинами, но дальше ей заходить не позволялось. В явном виде никто и никогда не запрещал нам общаться с противоположным полом; никто не усаживал нас на диван и не говорил, что, мол, учитывая случившееся с Эстер, Розалиндой и Каллой, какие бы то ни было свидания и последующий брак для вас полностью исключаются. Отец вообще предпочитал не упоминать наших сестер и ни разу не высказался об их смерти так, чтобы это противоречило абсурдному диагнозу доктора Грина. Я знала, что для него смерть дочерей была связана с чем-то сугубо женским, а значит, постыдным. Обсуждение этого было бы сродни обсуждению секса, или менструации, или других вещей, о которых он не говорил на людях или даже в частных беседах, по крайней мере в те дни. В итоге смерть наших сестер стала в нашем доме запретной темой.

И если отец в явном виде никогда не беседовал с нами об этом, то его действия говорили сами за себя. Нам не разрешалось ходить на танцы, совместно организованные соседней школой для мальчиков и нашей школой для девочек, равно как и на другие мероприятия с участием мальчиков, на которые нас не сопровождал отец. После школы мы сразу направлялись домой, где проводили почти все свободное время. Местные молодые люди были наслышаны о сестрах Чэпел и в любом случае старались нас избегать; их отношение к нам можно было обобщить одной фразой, в отчаянии сказанной Родериком на похоронах Розалинды: вы девочки-ведьмы!

Отправляясь на летние каникулы, мы встречали множество молодых людей, которые никогда о нас не слышали – оказывается, мир большой. Отец всегда был рядом и быстро избавлялся от всякого, кто пытался пригласить нас потанцевать или прогуляться при луне – будь то на палубе круизного лайнера в Европу или на курортах в Швейцарии или Италии. «Им это неинтересно, спасибо», – говорил он, махнув рукой.

Несмотря на бдительность отца, Зили однажды умудрилась закрутить тайный роман. Его звали Йорген Гюндерсон – летом 1954 года, когда Зили было пятнадцать лет, он приехал из Норвегии погостить у Флоренс Хелланд, своей кузины, и ее семьи. У Флоренс были только сестры, поэтому отец спокойно отпускал нас к ним домой, и поэтому же Йоргену удалось выскользнуть из его сетей. Йорген выглядел совсем не так, как я представляла себе норвежских мальчиков – холодными блондинами. Его мать была из Южной Америки (кажется, Аргентины), и его взъерошенные черные волосы сильно контрастировали с бледной кожей; он был в том возрасте, когда руки и ноги неуклюже болтаются будто бы отдельно от тела, как у марионетки.

Я видела его лишь однажды, когда ярким солнечным утром он появился у окна нашей спальни. Мы еще лежали в кроватях, когда я услышала легкое постукивание. «Айрис, подожди», – сказала Зили, но я уже открывала шторы – там, на улице, стоял Йорген с букетом роз. Он что-то говорил, его губы двигались, но мы ничего не могли разобрать. В тот момент я вообще не знала о его существовании – Зили общалась с ним втайне от всех, поэтому при виде его я в ужасе закричала, решив, что у меня продолжается ночной кошмар.

На мой крик примчалась Доуви, а потом и отец, а Зили все пыталась что-то объяснить. Йорген испугался и убежал, оставив на газоне разбросанные розы. Вскоре все открылось – Зили, рыдая, поведала нам о своей любовной истории, которая включала всего лишь пару молочных коктейлей в кафе-мороженом на Мейн-стрит, касание рук под столом и пачку любовных писем, которые Зили спрятала под матрасом, а отец тут же конфисковал и сжег в духовке.

Зили запретили видеться с Йоргеном, и он уехал в Норвегию, так и не попрощавшись. Конечно, она плакала, но, когда острая боль прошла, Зили радовалась уже хотя бы тому, что в ее жизни случились романтические отношения, а ведь она была уверена, что этого не будет никогда.

С тех пор она ни с кем не встречалась – по крайней мере, насколько я знала, – но, когда на нашей орбите появлялись мужчины, она была склонна уделять им повышенное внимание. Сегодня под ее опеку попал Сэм.

Я же во многом была рада наложенным на нас социальным ограничениям: благодаря строгим правилам отца мне не приходилось разбираться в своих чувствах по отношению к мужчинам. Я точно знала, что мужчины меня не интересуют, и подозревала, что не только из-за сестер, хотя случившееся с ними особого интереса не добавляло. Человек с аллергией на молочные продукты избегает походов в кафе-мороженое – вот так и я избегала думать на тему мужчин. То, что для Зили было трагедией всей ее жизни, мне было гораздо легче принять. Я понимала, что мне очень повезло по сравнению с ней, хотя Дафни это в свое время не спасло.

Зили все болтала и болтала о Европе (сейчас она описывала наш альпийский поход: «скука смертная»), и впереди было еще много стран. Когда она дошла до Франции, она принялась рассказывать Сэму о Лувре и начала было объяснять, что это такое, но Сэм ее перебил.

– Я был в Лувре, милая, – усмехнулся он и с некоторой жалостью посмотрел на нее.

Зили не смогла скрыть смущения.