Вишневые воры

Сьюзен и другие девочки воспользовались тем, что Нелло погрузился в картину, и разошлись по другим залам, а я осталась с ним, рассматривая «Горы и море». Нелло сидел, вытянув вперед свои длинные ноги в потертых кожаных мокасинах и скрестив голени, из-за чего пройти перед ним было практически невозможно. Он словно хотел, чтобы картина принадлежала ему одному.

Мне не казалось, что это рисунок пальцами, но разглядеть в «Горах и море» пейзаж я никак не могла. На бежевом фоне были изображены казавшиеся беспорядочными нежно-розовые, голубые и светло-зеленые пятна. Это были приятные цвета, даже успокаивающие, но композиция выглядела так, будто перед нами – случайность, а не цельное художественное произведение.

Нелло взглянул на меня:

– Что ты чувствуешь, когда смотришь на эту картину?

– Растерянность, – слишком быстро ответила я и тут же пожалела о своей поспешности.

– Не пытайся разгадать ее. Это не загадка, – сказал он. – Пройдись вокруг, найди работу, которая тебе нравится, и посиди рядом с ней.

Я медленно пошла по залу женских работ. Единственной художницей, о которой я раньше слышала, была Мэри Кэссетт. Наш основной преподаватель, мистер Ричардсон, говорил нам, что раньше искусство производили мужичины, а женщины служили для них вдохновением. Я решила, что, наверное, поэтому так много женщин, изображенных на картинах в нашем учебнике, были обнаженными – нимфы Уотерхауса у водяных лилий, чувственные дамы Ренуара, та невероятная картина Мане с завтраком на траве, где двое полностью одетых мужчин сидят рядом с женщиной, с которой, видимо, слетело платье, – это не было похоже ни на один виденный мной пикник.

Но на этой выставке женщины были художницами, а не моделями: Ли Краснер, Элен де Кунинг, Хелен Франкенталер и другие. И они писали не то, что могло бы ожидаться от женщины, – здесь не было никаких цветочных садов, матерей с младенцами или уютных домашних сцен. В их работах не было ничего узнаваемого, лишь калейдоскоп цветов в бесконечных сочетаниях. Я вспомнила слова Нелло о том, что эти картины отражали бессознательное, и решила, что именно это вижу вокруг себя – попытки женщин выразить то, что другими способами выразить невозможно. И я не знала, как к этому относиться.

Большинство холстов в зале были огромными. Я увидела свободную скамейку и села напротив довольно темной картины, которая привлекла мое внимание. Уже сев, я увидела табличку с названием: «Воспоминания о моей матери», Рут Дэвидсон Абрамс. Картина состояла из оранжево-красных, сине-черных, зеленых, золотых и белых мазков, и в этих цветах было движение – словно водопад, они струились вниз по холсту. Мне показалось, что в правом верхнем углу я разглядела очертания лица, но возможно, это было лишь мое воображение. Работа была написана языком, который я не умела читать, и все же она говорила со мной, отраженные на ней воспоминания говорили со мной. Я попыталась понять почему.

Через несколько минут разглядывания картины я осознала, что, если бы мне захотелось выразить в красках воспоминания о Белинде, они были бы такими же абстрактными. Я могла написать ее портрет, но то, какие чувства она во мне рождала, то, какой она была внутри, – это уже совсем другое, что-то сродни работе парфюмера, который запечатывает в бутылочку найденный аромат. Чем больше я думала о матери и о том, смогла бы я выразить свои воспоминания о ней на холсте, тем лучше понимала то, что вижу вокруг себя. Я мысленно составила палитру красок для Белинды: белый для ее платья, волос и «свадебного торта»; фиолетовый для ее любимых духов; насыщенно-красный для роз; черный для того, что меня окружало, когда я просыпалась посреди ночи от ее криков; ультрамарин для кромки моря за ее окном в санатории. Цвета подобрать было довольно просто, но я не представляла себе, как использовать их на картине, чтобы передать впечатление, как это сделала художница на холсте передо мной.

После выставки мы пошли в ближайшую закусочную. Нелло и девочки обсуждали выставку, но я пока не могла подобрать нужные слова и чувствовала легкое головокружение.

– По сегодняшним впечатлениям, – сказал Нелло, когда вынесли наши заказы, – я дам вам задание для вашей папки работ. На его тарелке высились хот-доги «Кони-айленд», каждый с мясным соусом и нарезанным луком.

– О, это будет просто, – сказала Сьюзен, накручивая на пальцы локоны темных волос; алый лак на ее ногтях гармонировал с цветом губной помады. – Я попрошу младшего братишку что-нибудь нарисовать вместо меня.

– Думаю, вы обнаружите, что это совсем, совсем не просто, – сказал Нелло, пока мы открывали блокноты и записывали задание. – Итак, выберите какого-нибудь важного человека в вашей жизни, – продолжил он. – Подумайте, что вы чувствуете по отношению к этому человеку. Сконцентрируйтесь на одной, самой сильной вашей эмоции.

– Можно, я выберу Рока Хадсона? – спросила Сьюзен.

– Это должен быть человек из вашей жизни, – сказал Нелло, а наша сокурсница Лоуис добавила:

– А не из твоих фантазий.