Вишневые воры

По вечерам я просиживала в художественной студии до момента ее закрытия в восемь часов, работая над своими выпускными проектами. Я попыталась нарисовать еще одну картину в стиле абстрактного экспрессионизма – она называлась «Пролив» и должна была изображать океан в то утро, когда исчезла Дафни, но в итоге работа получилась скорее в реалистичной манере; мне не удавалось передать океан как чувство. А когда в студии больше никого не было, я работала над своими цветочными рисунками и акварелями, которые обычно оканчивали свою жизнь в мусорной корзине.

К моему облегчению, с Зили мы виделись лишь изредка – мне была невыносима мысль о том, что она мне лжет; между нами пролегла пропасть, и мне было больно находиться рядом с ней. Я была уверена, что однажды она порвет с Сэмом, но слишком уж долго все это продолжалось.

Когда мы все же виделись, обычно за завтраком или перед сном, мы обменивались любезностями.

– Сегодня я опять допоздна работала в студии, – сказала я однажды вечером, когда мы готовились ко сну, а она ответила:

– А я была в гостях у Флоренс. Она никак не определится с меню.

Я притворялась, что верю ее историям, а она наивно предполагала, что я действительно думаю, что счастье, струившееся из нее, словно шампанское из открытой бутылки, как-то связано с их решениями о том, что будут подавать к праздничному столу: говяжьи ребрышки или лосось в слоеном тесте.

– Столько всего нужно сделать! – говорила она. – Ну, ты помнишь, как это бывает перед свадьбой.

– Да, я помню, – отвечала я, порываясь добавить: А ты?

Июль подошел к концу, а с ним заканчивались и мои художественные курсы. Впереди маячил август, и я с тоской думала о том, что проведу его дома, где мне будет гораздо труднее отвлечься и заглушить в себе беспокойство о Зили.

В предпоследний день занятий Нелло проводил индивидуальные встречи со студентами, на которых обсуждались выпускные работы. Официально наш курс уже завершился, хотя на следующий день – в пятницу – мы по-прежнему собирались всей группой поехать в музей и галерею в Нью-Йорке. По расписанию моя сессия с Нелло стояла последней, и я вошла в студию в тот момент, когда из нее выходила Сьюзен. Нелло попросил меня закрыть дверь, но я сказала, что в комнате очень душно, и оставила ее открытой. Нелло мне нравился; находясь рядом с ним, я не чувствовала никакой неловкости, к тому же Сьюзен говорила, что он «не по женской части», – и все равно это был мужчина.

Мы просмотрели рисунки в моей выпускной папке, их было больше двадцати. Потягивая кофе, он неторопливо и с удовольствием разглядывал каждый – акварель с закатом, нарисованную углем пожилую женщину, приходившую к нам на занятия позировать, натюрморт с маргаритками в вазе и «Пролив». Красный холст, мое абстрактное изображение страха, он рассматривал довольно долго. Заранее рассказать ему, о чем наши работы, он не позволил, намереваясь составить о них собственное впечатление.

Под светом ламп в нашей студии красная картина показалась мне еще более сумбурной, чем дома, мне было неприятно смотреть на нее – каждый мазок кричал о моем страхе за Зили. Нелло же от нее не отрывался, и мне стало неловко.

– Когда я смотрю на это, я вижу ярость, – сказал он. – Красный туман.

– Правда? – спросила я, пытаясь посмотреть на картину его глазами. Как я и боялась, мне не удалось передать того, что я задумывала.

– О да. Я вижу ярость, неукротимую ярость, Айрис. – Он говорил с французским акцентом, и «Айрис» прозвучало как «ай-рииз». – Это очень сильно.

Неожиданно почувствовав себя беззащитной, я слабо улыбнулась.

– Ты не ярость пыталась изобразить?

Я покачала головой.

– Страх.

– Ну что же. Иногда художница думает, что передает одно, а зритель получает совершенно другое. За это я и люблю искусство. В нем многое исходит из потайных глубин нашего разума.

– Как на тех картинах с выставки, – сказала я.

– Именно.

Он положил красный холст на стол перед нами, и, когда он ненадолго вышел в кабинет за зажигалкой, я накрыла его сверху акварелью с закатом.

– Если хочешь услышать мое честное мнение, – сказал он, вернувшись, сев рядом со мной и закурив «Житан», – то в этом колледже ты лишь зря тратишь время.

– В каком смысле? Мои работы настолько плохи?

Он усмехнулся и сделал затяжку.

– Согласись, это не самая престижная школа.

– Я… даже не знаю. Ну да, не Йельский университет.

– Да кому нужен Йельский университет? – сказал он, разгоняя дым рукой. – Большинство девушек лишь проводят здесь время до тех пор, пока не найдут себе мужа. А у тебя настоящий талант. Тебе нужно в художественную школу.

Я была польщена и тут же растерялась. Мой учитель рисования из колледжа, мистер Ричардсон, который еще обучал нас плаванию, мои работы никогда не хвалил. Я рассказала Нелло, что в старших классах мечтала поступить в Род-Айлендскую школу дизайна, но отец заявил, что это непрактично.

– Какая разница, что он об этом думает? – спросил Нелло. – Ты взрослый человек – тебе разве нужно его разрешение?

– Он платит за мое образование.

Нелло пожал плечами:

– Тогда найди работу.