Вишневые воры

– Мы просто встречаемся, – сказала она.

– Да неужели! Я вчера разговаривала с твоим агентом. Она спрашивала, нашла ли ты свой паспорт. Ты бы поискала его, а то еще пропустишь свой рейс в Рим.

Она была потрясена, это было видно по ее лицу. В кои-то веки она не смогла вставить язвительную реплику, а я и не думала останавливаться.

– Да что с тобой происходит?

Я встала и принялась ходить из угла в угол, не скрывая своей злости. Я говорила и говорила, обвиняя ее в том, что она ведет себя опрометчиво и глупо.

– Неужели ты так несчастна, что готова умереть?

Она все еще не находила в себе сил ответить, все еще была напугана тем, что я выведала ее секретный план. Она просто смотрела на меня.

– Ну что? – сказала я, но она лишь опустила глаза. Я подумала, что она сейчас заплачет, но и это бы меня не остановило.

Наконец, не поднимая взгляда, она еле слышно произнесла:

– Зачем вообще нужна жизнь без любви?

Я вздрогнула. Я-то думала, что она набросится на меня с упреками и обвинениями, а на такой вопрос ответить не могла – утешить ее мне было нечем. Я никогда не была влюблена – и не думала, что когда-либо буду.

– Мы тоже можем наполнить свою жизнь смыслом, но по-другому. – Я не знала, что еще сказать.

– Ты меня не понимаешь, потому что не хочешь того, чего хотят нормальные женщины. Тебе легко говорить.

– Ты о чем? Я нормальная, – сказала я, хоть и знала, что это не так.

– Мужчины тебя не интересуют. – Она посмотрела в окно. – Наверное, ты как Дафни. Ее мужчины тоже не интересовали.

– Нет, я не как Дафни, – сказала я, возможно слишком уж оборонительно. – Просто я не позволяю себе мечтать о том, чего у меня никогда не будет. – Я, конечно, понимала, что это не совсем правда, но так, по крайней мере, я себе говорила. – Нормальность для нас равносильна смерти. И ты это знаешь.

Она снова замолчала, и это задевало меня больше, чем если бы она стала ругаться. Я надела халат и туго затянула пояс. Мне нравилось появившееся чувство собранности и контроля, хотя на самом деле меня била дрожь.

– Тебе нужно заканчивать с этим. И ты прекрасно это понимаешь.

– Иногда мне кажется, что все это было во сне. У тебя не бывает такого? Будто наших старших сестер вообще не существовало и мы всю жизнь были вдвоем?

– Ты же знаешь, что это глупо, – сказала я, хотя отчасти эти мысли были мне знакомы.

– Я знаю, что это был не сон, но иногда мне трудно себя в этом убедить. Так давно все это было, словно в другую эпоху. Может, то, что случилось с ними, нас минует. Мамы рядом больше нет, а все проблемы у нас были из-за нее.

– Мама всегда будет рядом. Она у нас в крови.

Зили вздохнула, громко и раздраженно.

– Почему ты всегда во всем так уверена? Ты не можешь утверждать, что с нами произойдет то же, что и с ними. Мы ведь даже не знаем, от чего они умерли. Вечно ты ждешь самого ужасного! В жизни не встречала людей мрачнее тебя. – Она усмехнулась, и ее серьезный настрой сменился на нечто более злорадное. – Я уже говорила Сэму, что, будь я художницей, я бы нарисовала тебя в образе грозной серой тучи, застилающей все проблески солнца.

Она сидело и недобро улыбалась, и я представила их вместе, как они смеются надо мной. Представила, как Сэм целует ее и уводит прочь, словно Орфей, и она падает в темную бездну.

– Что ж, если ты так это видишь, то хорошего тебе отпуска. Будут у вас «Римские каникулы», только с трагическим концом. – Моя ярость становилась красно-фиолетовой – ранящей, преследующей. Это пугало меня, и я поняла, что больше не могу там находиться. Я пошла к шкафу, надела юбку с блузкой и стала искать большую сумку.

– Мы едем не в отпуск, – сказала она. – Мы уезжаем навсегда.

В этот раз засмеялась уже я.

– Ты сошла с ума, – сказала я, запихивая в сумку платье. – Не говоря уж о том, что это непристойно. Ты хочешь сбежать с мужчиной, которого знаешь всего два месяца? Это кем нужно быть, чтобы вообще предложить тебе такое? Ты ему рассказывала, что случилось с нашими сестрами, или это его, наоборот, заводит?

– Если бы ты узнала его получше, он бы тебе понравился.

– Наверняка! Он производит впечатление мужчины с твердыми моральными принципами.

– Он давно устал и от Коннектикута, и от оружейного бизнеса. Он хочет переехать в Европу и начать там новую жизнь. Это что, так трудно понять? И мне это тоже нужно, – сказала она, а я продолжала собирать вещи, слишком расстроенная, чтобы реагировать. – Я много об этом думала и точно знаю, что рядом с ним и вдали отсюда я буду в безопасности. Если что-то и погубит нас, так это наш дом, вообще все это. Вот увидишь. Когда мы устроимся в Риме, ты сможешь к нам приезжать.

Мне было страшно ее слушать. Она явно убедила себя, что нашла лазейку в уготованной ей судьбе.

– Куда бы ты ни уехала, это не имеет значения, – сказала я. – Оно отправится за тобой.

– Нет, неправда, – сказала она с мольбой в голове. – Ты куда собралась?

– Наверх, в старую спальню. Я застегнула молнию на сумке и вышла из комнаты.

– Айрис, – раздраженно крикнула она мне вслед, – ты мне не мать!