Направляясь через холл в сторону лестницы, я посмотрела на входную дверь. Она манила меня. «
После ссоры с Зили я долго пыталась успокоиться. Я провела несколько часов в девичьей гостиной, настежь открыв окна и продолжая мысленно ругаться с сестрой. Всю свою жизнь я заботилась о ней. Любая другая девушка в здравом рассудке сбежала бы отсюда сразу после окончания школы, но только не я. Я осталась ради Зили, планировала наше будущее, получала профессию, чтобы содержать нас обеих, чтобы она могла заниматься, чем захочет. Я делала все, чтобы она была в безопасности; о своем счастье я даже не думала.
А теперь я сидела и спрашивала себя, собиралась ли она вообще со мной уезжать или все это было лишь для отвода глаз, чтобы я успокоилась. Я словно падала головой вниз, и это ощущение мне совсем не нравилось. Приходилось признать, что я больше ее не контролирую, но почему я должна быть в ее власти? Сидеть и ждать, пока она решит, какой будет ее – а значит, и моя – судьба?
Оставаться здесь последней я не собиралась.
Книжный шкаф под портретом Энни Оукли до сих пор был полон книг, рекламных проспектов и всякой всячины, оставленной здесь сестрами. Из-под словаря торчала дорожная карта США, которую Розалинда сложила абы как – терпением она никогда не отличалась.
Я расправила ее на кофейном столике, как это делала Розалинда в те беспокойные дни, когда она планировала свой медовый месяц. Маршрут был обведен красной ручкой: вниз по Восточному побережью до Северной Каролины, потом в Теннесси, через Миссисипи, оттуда в Арканзас и, наконец, в Техас. Мидленд был обведен большим красным кружком.
У нее были большие планы, пускай и связанные лишь с замужеством, потому что о другом она мечтать не умела. Но вместо этого она покоилась на семейном участке.
Большие планы, связанные с побегом, были и у Дафни, но вместо этого она утонула в море.
Мама вообще хотела совсем другой жизни – спокойного существования где-нибудь неподалеку от своей оранжереи, от своих обожаемых цветов. Но вместо этого она оказалась в этом доме, вышла замуж за отца и родила шестерых дочерей.
Почему я так и не сбежала? Я ведь обещала Калле, что стану художницей, но вместо этого пошла по проторенной дорожке, чтобы стать учителем и получить надежную, уважаемую профессию, оставив себе искусство лишь в виде хобби. Нелло говорил, что за искусство нужно бороться, но я не боролась. Я еще даже не пыталась убежать, но уже позволила себе урезать свою мечту.
Мой взгляд бродил по обширному континенту, справа налево, с севера на юг. За пределами Новой Англии я никого не знала, мне не к кому было поехать и не у кого попросить помощи. Это пугало. Легко пообещать себе убежать, трудно взять и действительно сделать это.
Я подумала, что можно закрыть глаза и ткнуть пальцем в карту – так люди наугад открывают Библию и читают выбранное место в надежде получить знак от судьбы. Но мой взгляд вернулся к красному кружку вокруг Техаса и скользнул чуть левее, к Нью-Мексико. Я вспомнила картины, которые видела в галерее, все эти завораживающие пейзажи, из которых струился свет. Я вспомнила картину с лепестками роз и то, как она была похожа на рисунки Дафни. Ее создал «анонимный автор» (несомненно, женщина), и я снова подумала о том, что это могла быть работа Дафни, – и впервые за день улыбнулась. Мне доставляло большое удовольствие представлять ее в той жизни.
Если кому-то из моих сестер и суждено было выжить, так это Дафни – она никогда не стремилась выйти замуж и завести детей, а значит, была далека от тех вещей, которые приносили несчастья женщинам нашей семьи. Они с Вероникой были единственными известными мне женщинами, которые вели такую жизнь –
Мое же будущее – скромное, карманное, вмещавшее лишь работу учителем и жизнь в статусе старой девы и компаньонки для вечно несчастной, но, по крайней мере, живой младшей сестры – теперь тоже от меня ускользало. Но теперь я не знала, стоит ли мне так уж об этом убиваться. Зили пыталась вырезать меня из своей жизни, и может, это к лучшему, может, мы обе лишь выиграем от того, что пойдем разными путями. Я ведь никогда не задумывалась о том, что меня могут ждать другие горизонты. Будучи женщиной Чэпел, я знала, что нормальной жизни у меня никогда не будет, и все же стремилась хоть немного приблизиться к нормальности. И чем больше я думала об этом, тем громче звучал в моей голове вопрос – зачем мне это нужно? Почему я не могу быть более отважной? Ведь Нелло увидел что-то в моей работе. Если он поверил в меня, то почему бы мне самой в себя не поверить?
Дафни умерла, но вдруг, если просто вообразить, вдруг та жизнь, в которой я представила ее, могла стать моей?