Вишневые воры

Прежде чем спуститься, я посмотрела назад, в темноту коридоров. «Не оглядывайтесь», – гласит старая мудрость, но я знала, что этот дом я никогда не смогу полностью оставить позади. Это, по словам Каллы, был наш Элизий – а может, и наше чистилище.

«Мы будем ждать тебя».

Внизу, с чемоданом и сумкой в руках, я пересекла холл практически на цыпочках. Доуви и миссис О’Коннор уже начали свой рабочий день – с кухни доносились их голоса. Я не хотела, чтобы они меня увидели. Неслышно прикрыв за собой дверь, я вышла из дома – и в этот раз оглядываться уже не стала.

Отъехав от дома в сторону основной дороги, я почувствовала, что мои глаза наполнились слезами. Я положила руку на сумку, утешая себя мыслью о том, что мои сестры здесь, рядом, и что я не покидаю их – они едут со мной.

В конце аллеи, выходящей на главную дорогу, я притормозила, чтобы повернуть налево, но совсем останавливаться не стала. С левой стороны автомобилей не было, а обзор справа загораживали деревья и небольшой изгиб дороги. Обычно перед левым поворотом мы потихоньку выезжали вперед, но в этот раз я этого не сделала. Не снимая ноги с педали газа, я стремительно выехала вперед, изо всех сил желая поскорее оказаться как можно дальше от «свадебного торта». «Беги!» – однажды сказала мне мама, и этот час настал: я бежала и останавливаться не собиралась.

Я так торопилась, что увидела несущийся на меня грузовой автомобиль, лишь когда уже было слишком поздно.

Из того, что было после аварии, я помню лишь одно: голоса незнакомых мужчин, их крики и разговоры. Я думала, что это будет последнее, что я услышу в этой жизни, и было что-то неправильное в том, что для меня все закончится именно так.

Ночной ирис 1957

1

В больнице, когда у тебя забинтована голова, на шее – корсет, а в венах – смесь сильнодействующих обезболивающих, легко потерять счет времени; все расплывается и видится сквозь дымку; и все же я понимала, что прошло как минимум двадцать четыре часа после аварии, а Зили меня так и не навестила.

– Где она? – спросила я отца, когда он наконец приехал в больницу практически с трапа самолета из Сан-Франциско. Он сел подле меня и ласково похлопал меня по руке, что было довольно странно, поскольку он редко выражал свои чувства – физически или как-то еще.

– Зили придет?

Я плохо соображала, и подробности аварии и последующих часов были как в тумане, но я прекрасно помнила все, что случилось до нее. К сожалению, я помнила это даже слишком хорошо.

– Ты знаешь, где она сейчас? – спросила я. – Скажи ей, чтобы она навестила меня.

– К тебе сейчас никого, кроме меня, не пускают. Тебе нужно отдохнуть. – Он остался со мной, пока я не уснула, а потом ушел и не возвращался несколько дней.

Если говорить об аварии, то все могло быть гораздо хуже. У меня было сотрясение мозга, синяки по всему телу, но кости целы; была еще рваная рана руки, из-за которой я потеряла столько крови, что мне понадобилось переливание. Доктора говорили, что мне повезло и что, учитывая размеры и скорость того грузовика, я еще легко отделалась. Они пока не могли сказать, насколько серьезно я повредила голову, поэтому оставили меня под тщательным наблюдением.

Когда я не спала, я смотрела на дверь. Каждый раз, когда в палату кто-то заходил, я расстраивалась, что это не она. Лекарства замутняли мое сознание, но я все равно чувствовала, как меня осматривают врачи, как берут кровь на анализы; не двигаясь, я лежала в кровати, пока моя кровь заполняла стеклянные колбы. Помню еще, как однажды утром медсестра принесла мне подсолнухи в вазе, и я сразу подумала о Ван Гоге. На карточке было написано:

Дорогая Айрис,

Надеемся, ты очень скоро поправишься!

Выздоравливай!

Твои друзья из колледжа Грейс-стрит

Медсестра поставила цветы на тумбочку; мне было больно поворачивать голову, но я знала, что они там, и от этого в комнате становилось светлее. Я была благодарна однокурсникам и преподавателям за их заботу, но никак не могла перестать думать о том, что моя собственная семья меня бросила. Отец не возвращался, от Зили тоже ничего не было, даже открытки. Я была уверена, что, если бы с ней что-то случилось, отец бы мне рассказал. Наверное, она все еще злилась на меня, что было довольно мелочно, учитывая мое нынешнее положение. Впрочем, Зили частенько бывала мелочной.

– Вы не знаете, где мой отец? – спросила я сестру несколько дней спустя. – И не приходила ли ко мне сестра?

– Я уверена, вас навестят, и скоро, – сказала она, улыбаясь из жалости. В часы посещений по коридору проходили родственники больных – с цветами, мягкими игрушками, яркими подарочными коробками.

– Я бы хотела позвонить.

– Только не сейчас. Доктор сказал, что вам нужно отдыхать.